— Мне жаль, что так получилось с этой баркой, — неловко попытался оправдаться Могенс. — Надо было вам сказать, но мне показалось, что это не так уж важно.
«Было ли это правдой? — подумал он. — Честно говоря, нет». Он всегда знал, что барка была важной находкой. Но что-то в ней или в той пещере глубоко потрясло его.
— Ничего, — ответила мисс Пройслер неожиданно нежным, почти материнским тоном, дававшим понять, что и ее гнев, и возмущение относились к Грейвсу, не к нему. — Я… я должна вам быть благодарна, профессор.
Могенс обалдело посмотрел на нее:
— За что?
Мисс Пройслер помедлила, а потом сказала, не глядя ему в глаза:
— За то, что вы только что для меня сделали. Это было очень мужественно.
— Не понимаю…
А вот это было правдой. Он действительно не понимал, о чем она вела речь.
— Это чудовище, которое напало на меня. Оно бы меня убило, если бы вы не бросились на помощь. Вы рисковали жизнью, чтобы меня спасти.
Могенс смущенно пожал плечами, но даже сам почувствовал, как его губы расплываются в глупой улыбке. Слова мисс Пройслер на самом деле смутили его. Насколько они были приятны, настолько не соответствовали истине. Конечно, он рисковал жизнью, бросившись на упыря, но его якобы самоотверженность не имела никакого отношения к мужеству. По сути, он действовал совершенно спонтанно.
— Я, собственно…
— …делали это не ради благодарности, знаю, — прервала его мисс Пройслер. — И благодарность огорчает вас. — В ее глазах появилось выражение, которое Могенс не взялся бы истолковать. — Вы хороший человек, профессор, и мне очень жаль. Я думаю, что очень долго была к вам несправедлива.
— То есть?
Прежде чем ответить, мисс Пройслер повернулась к девушке и посмотрела на нее долгим печальным взглядом.
— Девушка, о которой вы мне говорили. Ваша подруга.
— Дженис?
— Дженис. Эти чудовища похитили ее?
— Да, — горько подтвердил Могенс. — Я был при этом. И во всем виноват я.
— Вздор, — мягко сказала мисс Пройслер. — Я вам не верю.
— Но это правда. Они утащили Дженис у меня на глазах, а я ничего не сделал, чтобы помешать им.
Мисс Пройслер жестом отмела его самообвинение.
— А что вы могли сделать? — спросила она. — Броситься на этих тварей с кулаками? Они бы убили вас.
— Знаю.
Только суть не в этом, подумал Могенс. Может быть, как раз это и было его долгом погибнуть, спасая Дженис. А он просто стоял и смотрел, парализованный от страха, как последний трус, — и ничего не сделал. Почему, ну почему он девять лет назад не действовал так, как в минувшие пять минут? Самое страшное было не в том, что ничего бы не вышло — тут мисс Пройслер была права. Упыри его бы убили, в лучшем случае, тяжело ранили, а Дженис все равно утащили бы. Но он ведь даже не пытался!
— Не корите себя, профессор, — сказала мисс Пройслер. Очевидно, в этот момент было несложно отгадать его мысли. — Это никому не поможет. — Она выдавила принужденную улыбку, которая, впрочем, удручала так же, как и ее бодрый тон. — Если вы еще хотите сделать что-то для бедной девушки, то помогите мне держать под контролем доктора Грейвса.
— Вы ему не доверяете?
— Разумеется, нет. Сейчас он и сам верит в то, что обещает. Но долго так продолжаться не будет. Я слишком хорошо знаю людей его сорта. Когда мы выберемся отсюда, он тут же передумает. Этот человек никогда не допустит, чтобы все это здесь было разрушено. Но другого я не допущу.
В ее словах не только звучала отчаянная решимость, она там действительно присутствовала. Могенс чувствовал, что мисс Пройслер была полностью права. Что-то не только напугало Грейвса, но и потрясло до глубины души. Сейчас он искренне верил в то, что говорил, но завтра он передумает. Он никогда не даст разрушить этот подземный город.
И сам Могенс, даже после всего случившегося, испытывал глубочайшее сожаление, что придется уничтожить все эти фантастические артефакты, и чувствовал, как легко поддаться нашептывающему соблазн внутреннему голосу. Несмотря на все ужасы, которые они пережили здесь, несмотря на жутких тварей, которые и теперь прячутся в руинах, в то же время они нашли сокровище безмерной ценности — артефакт совершенно чужого мира, который, возможно, не только для ученых, но и для всего человечества означает прорыв в будущее, о каком невозможно даже мечтать. Народ, создавший этот непостижимый город, преодолел межзвездную бездну задолго до того, когда человек еще только робко начал отрываться на хрупких крыльях из дерева и парусины от поверхности планеты. Разрушить все это — да только расколоть один-единственный камень, стереть один-единственный рисунок — значит куда больше, чем просто воткнуть нож в сердце археолога. Это — преступление против человечества, украденные у него века, если не тысячелетия цивилизации.