Снаружи их встретила полная и непроницаемая темнота, расчерченная кое-где лучами падов. Панель комендантского кара, чей навигатор был оснащен приборами ночного видения, выхватывала из небытия то стену, то фонарь, а один раз машина ушла круто вверх, чтобы обойти жилую высотку — короткий путь к «Росетти» пролегал по густо заселенной части района. Наконец показались деревья с просветами между ними, Гейл перехватил управление — разрешенная стоянка была на открытом месте, а в его планы не входило обнаруживать себя раньше времени.
Когда они по приборам сели на брюхо в траву, не дойдя несколько метров до ближайшего дерева, Стирхоф снова опустил руку внутрь кителя, вытащил оттуда стекляшку и молча вытряс на ладонь горошину, которую сунул под язык. Кройс просто вытер лоб рукавом.
Вечерний Рамзес, давший название одноименной газете, встретил их холодом и ветром — солар выключался на время, имитирующее ночь, и в это же время запускался принудительный воздухообмен через внешние заборники. Воздух очищался от примесей и бактерий и возвращался назад в ускоренном темпе, создавая подобие сквозняка. На Аяксе использовалось стандартное земное время — в сутках двадцать четыре часа, из которых ночными считались с девяти вечера до пяти утра. Сейчас цифры показывали половину десятого, но трава уже была влажной от конденсата.
Луч фонарика Кройса указал на крышу вдалеке — ресторан тоже был темным и безлюдным, как и парк, и прилегающие улицы.
— Очень странно, — заметил он, поднимая воротник пиджака повыше от холодного воздуха. — У них же всегда есть свечи на столах. А почему именно «Росетти», Эндрюс?
Чтобы сформулировать для посторонних все причины, нужно было больше времени, чем имелось, поэтому Гейл просто соврал:
— Интуиция.
Стирхоф тоже зажег свет в своем устройстве. Ресторан, обычно уютный и приветливый, без единого огня производил отталкивающее впечатление, и чем ближе они оказывались к его стенам, тем медленнее становились шаги.
— Ну хорошо, — неожиданно раздраженно прошептал Стирхоф. — Мы сейчас собираемся нарушить закон, взламывая двери в чужую собственность. И у нас нет ничего конкретного, что могло бы послужить оправданием. Что мы будем говорить, если приедет полиция? Не хотелось бы на старости лет загреметь по уголовке.
— Скажете, что я пришел расплатиться по счету, — усмехнулся Гейл. — А вы — проследить, чтобы я опять не сбежал.
Шутка немного разрядила обстановку, лучи осветили лестницу, ведущую к дверям ресторана. Дверь была приоткрыта, что никак не вязалось с темным помещением, в котором никого нет. Стирхоф расстегнул кобуру со служебным бластером.
— Мне это не нравится, — пробурчал он. — И свет погас как-то очень вовремя…
Гейл первым взбежал по ступеням и толкнул дверь ногой, вошел в вестибюль, который помнил светящимся и набитым техникой — сейчас все устройства мертво молчали. Свет из пада Стирхофа показал, что зал, где до этого обедали люди, пуст: тарелки с едой брошены, бокалы оставлены с недопитым вином, на одном из стульев даже висела забытая дамская сумочка. С учетом наступившего блэкаута это не выглядело странным. Внезапная темнота пугает людей независимо от того, в каком веке они родились, и апеллирует к самому древнему инстинкту — бежать при опасности.
Дверь в горячий цех открылась без проблем, в нем, как и в секторе раздачи, было ожидаемо безлюдно. Принтер для печати одноразовых контейнеров показал полупустое нутро, заполненное гранулами для пресс-форменного агрегата — содержимое не вызывало подозрений. Моечная была завалена тарелками и подносами, склад бара продемонстрировал пузатые ряды бутылок, среди них Гейл машинально отметил этикетку вина, которое им приносили.
Двери в туалет он не стал даже открывать, и так понятно, что там никого, как и на веранде. Кройс влетел в его спину на производственной лестнице, ведущей к доставочной зоне, подсвечивая лучом ребристые ступени вниз.
— Взрывчатку не стали бы хранить на общем складе. Даже если принять во внимание старинный трюк класть сокровища на виду. Кто-то мог по ошибке сунуть нос в пакет, догадаться...
— Здесь есть еще одно помещение, — кивнул Гейл. — Комната, в которой у дивана высокая простеганная спинка, каретная стяжка. Достаточно большая для двоих людей, пустоватая, с эхом.