— Леночка, дорогая, не говори об этом маме!
— Что, почему?
— Не говори, ты ее напугаешь… ведь там, на той стороне, никого не было.
Значит, это галлюцинации! — с ужасом думала я. — Но когда же они начались?
Видела ли я его когда-нибудь?
Видела ли я в первый раз этого человека или мое воображение само создало его в дымке морозного дня, на красном фоне заката?
Не все ли равно? Факт тот, что я галлюцинирую.
Я пошла к доктору.
Он мне прописал брому и холодные обтирания и запретил «усиленные занятия».
Когда я возвращалась и увидала «его», я нарочно остановилась, решив, что, если я буду смотреть дольше, — галлюцинация рассеется.
Он поравнялся со мной и тихо сказал, словно уронил:
— Зачем тебе лечиться? Не проще ли верить?
Вот уже и галлюцинация слуха! — с ужасом подумала я, и тут со мной случился мой второй обморок.
С этого дня меня стали лечить и не отпускать одну на улицу.
С прислугой, с Шурой, с мамой — я всегда встречала его. Я ничего им не говорила, но они догадывались об этом, потому что я начинала дрожать и страшно бледнела.
Наконец я совсем отказалась от прогулок.
Однажды вечером мама и Шура уехали в театр, а Костя предложил мне пройтись. Я отказалась, но он настаивал, и мне пришлось рассказать ему подробно о моей «болезни».
Я со слезами говорила, как я боюсь помешаться, что лучше смерть, чем безумие. Служить предметом ужаса и быть в тягость своим близким…
— И почему это случилось? Ведь всегда я была здорова! Сумасшедших у нас в роду не было. Чем это объяснить?
Конечно, теперь трудно, — вздохнул Костя, — а лет триста-четыреста назад объяснялось просто: завелся, мол, «инкуб», как теперь заводится какая-нибудь бацилла или микроб, и все было ясно. Вели к попу, он отчитывал, и все, проходило.
— Почему проходило?
— Да потому, что сам пациент был уверен, что поп выгонит духа, ну и исцелялся самовнушением.
— Значит, прежде было лучше, — грустно вздохнула я.
— Ну, матушка, вовсе не лучше! Тебя за твои галлюцинации могли и на костер потащить. Меня, знаешь, очень интересовали все эти средневековые верования. Я много читал книг по демонологии и так называемым тайным наукам и уверяю тебя: если бы мы с тобой жили в то время, я сейчас же бы стал тебя отчитывать.
— Попробуем, Костя, — сказала я смеясь.
— Ну, милая, тебе этим не поможешь, ты в это не веришь, — какое же это будет самовнушение!
— А ты знаешь заклинания?
— Представь, знаю несколько формул для изгнания бесов и ни одной для вызова. Впрочем, говорят, вызывать черта очень легко — прогнать трудно. У Гофмана есть рассказ «Стихийный дух»; так там колдун, чтобы вызвать нечистую силу, берет французскую грамматику и начинает: «Avez-vous un canif? Non, monsieur, mais ma soeur a un crayon»[3]. На девятой фразе черт уже является. Да пойдем, Леночка, погуляем; смотри, какая лунная ночь!
— Я боюсь.
— Брось! Ты мне укажешь своего инкуба, а я пойду и вызову его на дуэль или просто дам по шее. Ну, идем одеваться!
Костя был весел, болтал и понемногу развеселил меня. Мы скорым шагом шли через Николаевский мост, когда я слегка замедлила шаги и, дернув Костю за рукав, шепнула: «Вот он!»
«Он» поравнялся с нами и прошел. Костя обернулся и посмотрел ему вслед.
Я ждала от него того ужаса и испуга, который я видела в глазах Шуры, и с удивлением смотрела на него.
— Действительно, красивое лицо! Я, кажется, где-то видел его, — произнес он спокойно.
— Ты видел его?
— Кого? Господина в шубе и шапке? Конечно, видел.
— Да ведь это «он»! Он! Моя галлюцинация.
— Твоя галлюцинация? Но на этот раз ты указала не в пустое пространство, а на человека.
— Что ж это такое? — с ужасом произнесла я.
— Да чего же ты волнуешься? Слава Богу, что на этот раз ты не галлюцинировала.
— Да, но тогда «он» существует?
— Этот, что прошел, очевидно, существует, так как он даже задел меня рукавом.
— Но мама и Шура его не видели!
— Значит, тогда его не было.
— Костя, это еще хуже!
— Почему?
— Значит, он существует?
— Ну так что ж?
— Да ведь я его люблю! Понимаешь, люблю! — вырвалось у меня со слезами.
— Незнакомого, за один вид? Лена, постыдись!
— Я стыжусь! Стыжусь! Но мне от этого еще тяжелее. Все прекрасно понимаю и знаю. Что могли бы мне сказать другие, я тысячу раз сама себе говорила, и… и ничего не помогает. — Я расплакалась.
— Ну не плачь, Лена, если в другой раз мы его встретим, я узнаю, кто он, постараюсь познакомиться… Я уверен, что, когда отпадет фантастический элемент, твоя дурь сразу исчезнет.