— Паша! Ванну! Скорей мне ванну!
Он съеживается и втягивает голову в плечи.
— Ты невозможно манкируешь своими обязанностями!
— Что такое, мамочка? — спрашивает Аня.
— Лиза сегодня жаловалась, что у нее нет ни одной чистой блузочки: ты забыла их отдать в стирку…
— Ах, мамочка, правда, я забыла.
— А сегодня Лиза принесла по немецкому двойку: ты не просмотрела перевод. Если ты уже взялась следить за ее уроками, то должна исполнять это аккуратно.
— Мама, я ничего не могу поделать с Женей. Когда я запретила ей ходить на скетинг-ринк за дурные отметки, ты сама сняла это запрещение.
— Ты прекрасно знаешь, что я против системы наказания и наград. Нужно влиять на ребенка иначе, нужно пробуждать в нем сознание своего долга.
— Да, я тебя давно уж хотела просить не пускать Лизу на скетинг.
— Почему это?
— Да потому, что она там сошлась с неподходящей для нее компанией. Какие-то гимназисты провожают ее, назначают свидания, один пишет даже любовные письма, а она на них отвечает.
— Что ты говоришь! Боже мой, как ей это могло прийти в голову?
— Не волнуйся так, мама; если бы я знала, что ты так волнуешься, я бы тебе не стала говорить!
— Позови ее сейчас ко мне!
— Мама, теперь ты взволнованна, не лучше ли просто запретить ей ходить на этот скетинг — как бы в наказание за двойку. Она понемножку позабудет эти глупости, а если ты подымешь историю, она вообразит себя жертвой и назло станет поддерживать глупый флирт… Помнишь, как бывало с Лидой…
— Нет, нет я это так не оставлю! Зови ее сюда.
Аня заткнула уши.
Как у нее стали плохи нервы теперь. Там, в другой комнате, мама волнуется, кричит, а Лиза рыдает.
Ну, слава Богу, кончили. Лиза выходит красная, заплаканная и, проходя мимо Ани, произносит злым, шипящим шепотом:
— Шпионка!
Аня с тоской смотрит вслед толстенькой фигурке с двумя косичками за спиной и вздыхает.
Мать возвращается. Она так взволнованна, что руки ее трясутся:
— Это ужасно! Откуда она научилась так лгать? Она все отрицает!.. Да ты уверена в том, что ты мне сказала?
— Я очень раскаиваюсь, мама, что так расстроила тебя.
— Отвечай мне на вопрос… ты сама видела письма?
— Да, мама, мне Оля показывала. Оля — поверенная Лизы.
— Оля! Прекрасно! Взрослая девушка, курсистка — и поощряет такую ужасную вещь!
— Полно, мама. Оля хохотала, показывая мне письма…
— Странное отношение! Вместо того, чтобы сказать мне, — смеяться!
— Мамочка, Оля поступила лучше меня — она не хотела тебя расстраивать…
— Оля дома?
— Да не раздувай ты так эту историю. Такая глупость, стоит об этом говорить… Надо было только лишить Лизу возможности видеться со своим вздыхателем.
— Как фамилия этого гимназиста? Надо написать письмо его родителям.
— Брось, мама. Успокойся ты, ради Бога, — с отчаянием говорит Аня, смотря на нервно подергивающееся лицо матери. — И зачем я только сказала тебе!
— Зачем сказала? Ты раскаиваешься в своей откровенности! Вот это самое ужасное — эта ваша неоткровенность! Всегда все скрываете!
— Мы бы были откровенней, мама, если бы ты относилась ко всему спокойнее, но зная, как ты все это принимаешь…
— А как я должна это принимать?! Позови Олю. Как ей не стыдно было скрывать! Сама на педагогических курсах, готовится в воспитательницы… Позови Олю!
Аня идет и зовет Олю.
Теперь подымется история! Что будет говорить Оля, кокетливая Оля, которая чуть не с двенадцати лет вела подобные переписки и теперь флиртует направо и налево!
И, несмотря на это, Аня нисколько не боится за Олю, тогда как постоянно дрожит за нервную, впечатлительную Лиду.
Когда Оля влетает ночью к Ане, будит ее и объявляет, что она «безумно влюблена» или «отчаянно, безнадежно полюбила», Аня, спокойно улыбаясь, выслушивает признание сестры и спокойно засыпает, прекрасно зная, что эта «безумная любовь» продолжится всего несколько дней и заменится новой «безнадежной страстью» или «на этот раз уже настоящей, крепкой любовью».
Сколько раз Оля, с видом нашкодившей кошки, умоляла Аню: «Сестричка, милая, ты уж как-нибудь устрой. Я приняла его предложение, а… а теперь не знаю, что мне делать… он мне совсем не нравится. Ты уж как-нибудь выкрути меня… избавь от него».
Не то было с Лидой.
Лида была такой серьезной и сдержанной, никогда Ане не изливалась, но Аня прекрасно знала, что если Лида «не дай Бог, влюбится», — быть драме. Один раз она съела все зеленые краски из акварельного ящика Пети.