К тетке она съездит потом.
Она не чувствует особенной привязанности к этой тетке, их связывает «интерес».
Женя и тетка хотят открыть чайную. Это они решили еще три года назад.
У тетки домик свой, а Женя должна войти в компанию с пятьюстами рублями.
У нее уже есть четыреста с лишком, и счастливое время близко, но деньги ужасно трудно копить. Ах, как трудно! Расходов бездна: туалеты, извозчики, иногда билеты в театр… А это самое родное село, мало ли туда уходит… Правда, у нее нет родителей, но есть семья брата, чуть не в дюжину ртов; пишут жалобно — как тут откажешь?
Глупые, они не понимают, что, если чайная хорошо пойдет, так и им будет лучше: она возьмет к себе одну из племянниц в помощницы или мальчишку в половые…
Поскорей бы настало это счастливое время!
Ей уже представляется в мечтах чистая чайная, столики под пестрыми скатертями — белые нельзя: очень марко, не напасешься… стойка с самоваром, посудой, закуской, и сама Женя за стойкой… хозяйка… пишет счета… Хозяйка… и не какая-нибудь грязная, неуклюжая баба, а она, Женя, хорошенькая, стройная, в модной прическе и красивом белом передничке с кружевами…
О, к ней в чайную будет ходить чистая публика! Уж она будет стараться, чтобы было прилично, по-семейному… дело пойдет хорошо — место бойкое. Чайная на углу вон как торгует, а какая чайная — грязная яма, а у нее будет вроде кафе… Все пойдут: и купцы, и приказчики, и служащие на заводе… и, кто знает, может быть, она и замуж выйдет… разве мало было случаев?
А какой она будет хорошей женой! На мужчин других она никогда и не взглянет. Да провались они все, черти!
Женя даже плюнула, что в ее светлую мечту о чайной вдруг проскользнула такая гадость, как «мужчины».
— Евгения Кузьминишна, а тут опять барыня из пятьдесят второго номера приходила, — прерывает Марфа Женины мечты.
— Ах, ну чего ей надо? — с некоторой досадой говорит Женя.
— А почем я знаю. Скучно, должно быть. Прислуга Семенихи-то, у которой она комнату сымает, говорит, что как ейный муж денег ей пришлет, она это по театрам, гостей назовет — разливное море… а как все растранжирит, так лежит на диване, папиросы курит и листок читает.
— Ну в гости бы пошла что ли — замечает Женя, заваривая чай.
— А у ей знакомых нет, она из провинции. А эти-то, что к ней ходят выпить да закусить, рази они к себе позовут, — самая что ни есть мелкая публика: она на ахтерку учится, так это ее товарки да молодые парнишки. Я уж говорила прислуге-то: ваша вон — замужняя и надворного советника жена, что же это она себе другой компании не найдет, акромя нашей, — нехорошо… ну, какой гость вдруг застанет… Нехорошо.
— Конечно, совсем нехорошо: и ей конфуз, и мне неудобно. А ты вот что…
Но Женя не успела окончить: в кухне раздались шаги и женские голоса.
Один голос резко и быстро что-то говорил по-французски с грубыми ошибками и отчаянным произношением:
— Je vous assure c’est trés interessant — la «Психологи» des ces femmes la[8].
Другой голос, низкий, с более правильным произношением, произносит робко:
— Mais si quelq’un nous voit?[9]
— Душечка, будьте выше этого, — отвечает первый голос.
И перед растерянной Женей предстали две женские фигуры.
Та, которой принадлежит резкий голос, — дама лет тридцати пяти, очень худощавая, с длинным, сильно накрашенным лицом и с горой локонов на лбу. На ней пестрый японский киримон, и ее желтая шея торчит из ворота, как ручка контрабаса, на ее груди блестит брошка с фальшивыми камнями.
Другая особа — светлая блондинка, полная, небольшого роста, с бледным и одутловатым лицом, маленьким круглым носиком и красноватыми пятнами вместо бровей.
Она оглядывает комнату с брезгливым любопытством и некоторым страхом. Заметив лампадку перед образом, она еще выше поднимает пятна, заменяющие ей брови.
— Мы к вам, душечка! Вот позвольте вас познакомить: моя подруга по драматическим курсам, дочь генерала, Надежда Ивановна Кир…
— Pas de nous, pas de nons[10]… — со страхом восклицает барышня.
— Bon, bon, ma chère[11]… — успокоительно говорит дама в киримоне. — Надежда Ивановна готовится в оперу: у нее прелестный голос, она учится у нас сценическому искусству!.. А, у вас самовар… Ну, угощайте же нас, душечка.
— Ах, пожалуйста, пожалуйста, — заторопилась Женя, — сейчас, сию минуту налью.
Она захлопотала у самовара и, желая быть любезной хозяйкой, поспешила завести разговор.
— У меня тоже была одна подруга, — обратилась она к блондинке, — на шансонетку училась, так, говорит, очень трудно.