Выбрать главу

Аня повернула ключ в замке и открыла дверь чулана. Джеральда в чулане не оказалось. Окно, выходящее прямо на крышу заднего крыльца, было распахнуто. Аня плотно сжала губы. Спустившись вниз, она вышла во двор. Нигде ни следа Джеральда. Она обследовала дровяной сарай и бросила взгляд в оба конца улицы. По-прежнему ни следа.

Она пробежала через сад и выскочила из калитки на тропинку, ведущую через заросший высокими кустами участок к маленькому пруду на лугу мистера Роберта Кридмора. Джеральд, очень довольный, отталкиваясь от дна шестом, разъезжал по пруду в маленькой плоскодонке, которую держал там мистер Кридмор. Как раз тогда, когда Аня наконец прорвалась через заросли, шест, который Джеральд слишком глубоко воткнул в грязь, подался с неожиданной легкостью при третьем рывке, и Джеральд мгновенно полетел вверх ногами в воду.

У Ани вырвался невольный крик ужаса, хотя настоящей причины для тревоги не было. Даже в самой глубокой части пруда вода не доходила Джеральду до плеч, а в том месте, где он упал, она была ему чуть выше пояса. Он кое-как поднялся на ноги и, имея довольно нелепый вид, с прилипшими к голове, мокрыми золотистыми волосами, стоял посреди пруда, когда Анин крик эхом отозвался позади нее и Джеральдина, в ночной рубашке, стремглав пронеслась через кусты и вдоль деревянных мостков, к которым обычно привязывали плоскодонку. С отчаянным криком «Джеральд!» она с разбега прыгнула с мостков и с ужасающим всплеском опустилась в воду рядом с Джеральдом, чуть не окунув его снова.

— Джеральд, ты утонул? — взвизгнула она. — Ты утонул, дорогой?

— Нет… нет… дорогая, — стуча зубами, заверил ее Джеральд.

Они горячо обнялись и поцеловались.

— Дети, сию же минуту идите сюда! — крикнула Аня.

Они побрели к берегу. Сентябрьский день, такой теплый с утра, стал теперь, ближе к вечеру, холодным и ветреным. Дети ужасно дрожали, их лица посинели. Аня, без единого слова осуждения и упрека, поторапливала их, чтобы скорее добраться до дома. Сняв с них мокрую одежду, она уложила обоих, с грелками у ног, в постель миссис Раймонд. Дети продолжали дрожать. Неужели они простудились? Неужели у них будет воспаление легких?

— Вам следовало получше присматривать за нами, — сказал Джеральд, все еще стуча зубами от холода.

— Конечно, следовало, — поддержала его Джеральдина.

В полном смятении Аня бросилась вниз и вызвала по телефону доктора. К тому времени, когда он пришел, близнецы уже согрелись, и он заверил Аню, что им ничто не угрожает. Если они останутся в постели до утра, все будет в порядке.

На обратном пути доктор встретил идущую пешком со станции миссис Раймонд, и вскоре она, бледная, почти в истерике, ворвалась в дом.

— О, мисс Ширли, как вы могли допустить, чтобы мои маленькие сокровища оказались в такой опасности!

— Именно это мы ей сказали, мама! — хором отозвались близнецы.

— Я надеялась на вас. Я говорила вам…

— Не думаю, чтобы меня можно было в чем-то винить, миссис Раймонд, — сказала Аня; ее глаза были холодными, как серый туман. — Я думаю, вы поймете это, когда немного успокоитесь. С детьми все в порядке. То, что я вызвала доктора, было всего лишь мерой предосторожности. Если бы Джеральд и Джеральдина слушались меня, этого не произошло бы.

— Я думала, что учительница будет иметь хоть какую-то власть над детьми, — с горечью проронила миссис Раймонд.

"Над детьми — да, но не над юными демонами, — подумала Аня; вслух она сказала только:

— Так как вы уже здесь, миссис Раймонд, я, пожалуй, пойду домой. Не думаю, что я могу быть еще чем-то полезна здесь. А у меня есть еще работа на сегодняшний вечер.

Как один, близнецы выскочили из постели и обхватили Аню с двух сторон.

— Я хочу, чтобы похороны были каждую неделю, мисс Ширли, — закричал Джеральд, — потому что вы мне понравились! И я хочу, чтобы вы приходили присматривать за нами каждый раз, когда мама уходит.

— И я хочу! — воскликнула Джеральдина.

— Вы понравились нам гораздо больше, чем мисс Праути.

— Гораздо больше! — воскликнула Джеральдина.

— Вы вставите нас в рассказ? — спросил Джеральд.

— О, вставьте! — воскликнула Джеральдина.

— Я уверена, у вас были добрые намерения, — дрожащим голосом сказала миссис Раймонд.

— Благодарю вас, — ледяным тоном ответила Аня, пытаясь высвободиться из цепких рук близнецов.

— Давайте не будем ссориться из-за этого! — умоляюще произнесла миссис Раймонд; ее огромные глаза наполнились слезами. — Для меня невыносимо с кем-либо ссориться.

— Не думаю, что у нас с вами есть хоть малейшая необходимость ссориться, — Аня приняла свой самый величественный вид, а она, если хотела, могла быть очень величественна. — Я полагаю, что Джеральд и Джеральдина провели день довольно приятно, хотя не могу сказать того же о бедной маленькой Айви Трент.

Домой Аня шла, чувствуя себя постаревшей на много лет.

«И подумать только, что я когда-то считала озорным нашего Дэви!» — размышляла она по дороге.

Она застала Ребекку собирающей поздние анютины глазки в сумраке вечернего сада.

— Знаете, Ребекка Дью, раньше я думала, что пословица «Дети должны быть видны, но не слышны» является чересчур суровым предписанием. Но теперь я вижу ее достоинства.

— Бедняжечка вы моя! Я приготовлю вам вкусный ужин, — сказала Ребекка Дью. И не добавила: «Я же вам говорила».

5

Отрывок из письма Гилберту

Миссис Раймонд пришла вчера вечером в Шумящие Тополя и со слезами на глазах умоляла меня простить ее за необдуманное поведение. «Если бы вы, мисс Ширли, знали, что такое сердце матери, то не нашли бы трудным простить».

Но я и так не нашла трудным простить. Право, есть в миссис Раймонд что-то, что не может не нравиться; к тому же она так помогла нам тогда с нашим драматическим клубом. И все же я не сказала: «В любой субботний день, когда вам потребуется куда-нибудь уехать, я пригляжу за вашими отпрысками». Человек учится на опыте, даже если это такая неисправимо оптимистичная и доверчивая особа, как я.

Я нахожу, что определенную часть саммерсайдского общества в настоящее время очень волнует любовная история Джарвиса Морроу и Дови Уэсткотт, которые, как говорит Ребекка Дью, «помолвлены больше года, но дальше помолвки продвинуться не могут». Тетушка Кейт, которая приходится Дови дальней родственницей — — точнее говоря, она тетя троюродной сестры Дови с материнской стороны, — очень интересуется этим делом, поскольку считает Джарвиса отличной партией для Дови, а также, как я подозреваю, потому, что терпеть не может Франклина Уэсткотта, отца Дови, и хотела бы видеть его потерпевшим сокрушительное поражение. Не то чтобы тетушка Кейт согласилась признать, что кого-то «терпеть не может», но в юности миссис Уэсткотт была ее близкой подругой, и тетушка Кейт утверждает, что муж вогнал ее в могилу.

Меня же эта история интересует отчасти потому, что мне очень нравится Джарвис и умеренно нравится Дови, а отчасти, как я начинаю и подозревать, потому, что я закоренелая охотница вмешиваться в дела других людей — всегда, разумеется, из наилучших побуждений.

Вкратце ситуация такова. Франклин Уэсткотт — высокий, угрюмый, без всяких сантиментов торговец, очень скупой и необщительный. Он живет в большом старинном доме, который носит название Вязы и стоит на самой окраине городка близ дороги, ведущей в гавань. Раз или два я встречала его, но не знаю о нем почти ничего, кроме того, что он имеет пугающую привычку — сказать что-нибудь, а затем разразиться долгим беззвучным смехом. Он никогда не ходит в церковь, с тех пор как в моду вошло пение гимнов, и настаивает на том, чтобы все окна в его доме были приоткрыты даже в зимние бури. Признаюсь, что в связи с последним обстоятельством испытываю к нему тайную симпатию, но я, по всей вероятности, единственная такая в Саммерсайде. Его привыкли считать влиятельным лицом, и городские власти не осмеливаются принять ни одного решения, не заручившись его согласием.