«С жиру бесишься, — сердито упрекнула себя Аня и ехидно добавила: — Подумаешь, Дюймовочка нашлась, в плену у жаб. Просто бре-ке-ке-кекс какой-то!» Но, Боже мой, как хочется вырваться, сбежать от одуряющей скуки! И пустое дело искать причину. Существует обтекаемая формулировка: не сошлись характерами. И баста!
Но, во-первых, куда идти? С мамой жить снова, да еще с ребенком в придачу — благодарим покорно. Это мы уже проходили.
А во-вторых, Леня-то в чем виноват? В том, что не совпадает с ней ни по одному пункту? В том, что с ним никогда не бывает легко, просто, беспричинно весело? Он — другой. Человек из параллельного мира. Видела, за кого замуж шла. Как бабушка когда-то говаривала: «Бачили очи, що купувалы, ишьте, хочь повылазьте!» И нечего теперь выпендриваться. Терпи, голубушка. Кроме того, кто сказал, что человек должен быть обязательно счастлив? Брак — это тяжелая работа. Рутинный ежедневный труд. А вовсе не вечный праздник.
Кстати, о труде, то есть о работе. Любимая профессия предавала, подло подставляя ножку в самых непредвиденных местах. Хотя манипуляции теперь делают по алгоритму, четко выверенному, начиная с приветствия. Думать ни о чем не надо, каждый шаг прописан. После «здравствуйте» надо непременно ознакомить пациента с ходом предстоящей процедуры, потенциальными осложнениями и получить его информированное согласие. Обалдеть можно! Это в нашей стране, где в подсознание вбиты «авось», «небось» и «где наша не пропадала»!
Да, так о чем это она? А, о том, что работа в процедурном кабинете стала пугающе трудной, несмотря на то, что в далеком прошлом остались те времена, когда она панически боялась не попасть иглой в вену. Теперь с этим проблем никаких. Но постепенно, исподволь, выросла иная боязнь: ошибиться, перепутать препарат. Подчас, уже вводя лекарство, обливалась холодным потом и тревожно вглядывалась в лицо пациента, опрометчиво доверившего ей свою жизнь. Воображение услужливо выстраивало цепь событий: больной бледнеет, тяжело опускает веки и тихо уплывает в черную пустоту. Она сердито отгоняла непрошеное видение, но обмирала от страха. Тщательные проверки и перепроверки уверенности не прибавляли, особенно потому, что работа в поликлинике была поставлена на поток. Люди шли, шли и шли, сменяя друг друга. Она радовалась, что скоро можно будет вздохнуть с облегчением: вот-вот декретный отпуск, и сидеть ей дома с ребенком года два, как минимум, а то и больше, пока малыш не пойдет в сад. Можно было бы и раньше вернуться, но не платить же няне всю небольшую зарплату, да еще и прихватывать от Лениной.
Так что же мы имеем на сегодняшний день? С мужем — тоска, дома — скука, на работе — изматывающий страх. На прилавки лавиной хлынули книги: старые добрые знакомцы, изданные заново, верные друзья, при встрече преданно раскрывающие обновленные любимые страницы; новые, смело дышащие полной грудью, освобожденные от оков идеологической цензуры и осторожничанья «как-бы-чего-не-вышло». Удивляясь их бесшабашной раскованности, прикончившей привычное ханжество, Аня благодарно принимала откровенность. Она подолгу простаивала у развалов, манящих россыпью сокровищ, брала наугад том и, раскрыв еще девственные, нечитаные страницы, пробегала взглядом несколько абзацев в начале и середине, выбирая «свою» книгу. Беглый взгляд почти никогда не подводил, не принося разочарования потом, когда она, ухватив добычу, торопливо бежала домой, волнуясь, как на свидание, и, дождавшись позднего вечера, уходила, уносилась, уплывала вслед за чужой вымышленной жизнью.
Муж ее восторгов не разделял, впрочем, оставался равнодушным и к негодованию, вызванному случайно заплывшей в ее сети дешевой подделкой. Поначалу она несколько раз купилась на броское название, наткнувшись на бездарную пошлость, убогую дилетантскую выскочку, прикинувшуюся книгой, но потом научилась узнавать самозванок. Даже нашла точное определение такой макулатуре, сравнив ее с красавицей-грязнулей: сверху лощеной, выряженной в роскошные одежды, нацепившей дорогие сверкающие украшения, а под нарядом прячущей нечистое заношенное белье, пропахшее застарелым потом.
Аня не догадывалась о том, что владеет редким даром — натянутой струной вибрировать под касаниями точно подобранных и выстроенных слов, вздрагивать от полутонов и обертонов фраз. Она обладала абсолютным литературным слухом, чутко воспринимая гениальность и интуитивно чувствуя фальшь, откликаясь на едва уловимые намеки и иносказания.