Но он продолжал искать. Кого?
Пытался вернуться. Куда?
Хотел помочь. Зачем?
Сначала ему помогали, но людей вокруг становилось всё меньше и меньше. Они твердили о неведомых болезнях, пришедших сразу за вспышками, о том, что им надо выживать. Говорили, что он ужасно выглядит, и что они не знают, что с ним делать. Клятый свет никуда не ушёл, он поселился внутри черепа и жёг глаза изнутри. Не давал спать, не давал думать.
Однажды они бросили его. Встали и ушли, думая, что он не слышит. Он слышал, но подыгрывал, потому что ему было всё равно. Когда вокруг стало тихо, он долго лежал неподвижно. Пока не умер.
Хантер потряс над распахнутым ртом флягой. Пусто. Ничего, скоро внутри снова заплещется благословенная жидкость.
Что было потом, он почти не помнил. Наверное, свет всё выжег. Когда он очнулся, больше ничего не болело. Свет отступил, а каждый звук и каждый запах рассказывали об окружающем больше, чем когда-то глаза. Да и с самими глазами что-то произошло – он боялся узнать, что.
Иногда свет грозил вернуться – и только свежая кровь приносила облегчение. Добывать её поначалу было нетрудно, но она будоражила воспоминания, которые были хуже, чем свет. Между глотками была только пустота. То, что когда-то было человеком, стало Хантером, охотником пустошей.
Лёгкий ветерок донёс запах страха, примешанный к болотной гнили. Сладкий запах жертвы.
– Па-та-мушта в самолёте всё зависит от винта!
Продолжая напевать, Хантер встал и пошёл вперёд. Слова дурацкой песенки отскакивали от деревьев, от травинок и от корпуса самолёта. Отскакивали и возвращались, чтобы вести вперёд – наполнять флягу.
Тень приближалась. Раньше они никогда не подходили так близко. В маленькое окошко, одно из многих в металлической туше было видно, как от дальних деревьев шёл высокий человек в высоких резиновых сапогах. У него не было ни рюкзака, ни оружия: только большая белая пластмассовая фляга колотила по бедру. Он шёл легко, хрипло напевая; из-под капюшона грязного розового пуховика торчал длинный нос. Сиплый голос напевал беззаботную песенку.
Он прыгал с кочки на кочку, беспечно обходя омуты так, словно это он жил тут всегда, а не она.
Здоровенный медвежий капкан с силой сомкнул стальные челюсти там, где только что была нога Хантера. Он остановился, запрокинул голову и захохотал. Как славно! Жертва думает, что она – охотник! Так намного веселее – к тому же адреналин сделает драгоценную жидкость куда вкуснее.
Капкан не смог задеть Тень: она на это и не рассчитывала. Когда он залаял прямо в низкое серое небо, она смогла увидеть, что в его глазницах торчат шевелящиеся белёсые отростки: то ли толстые черви, то ли хвосты глубоководных рыб. Потные ладони крепко сжимали древко, с соседнего кресла успокаивающе подмигивал Штурман. «Не бойся, всё будет хорошо». Конечно, будет. Болотным огням страх неведом.
Скользкий холодный металл под ладонью вибрировал. Дождь усилился: под его барабанную дробь старый корпус рассказывал Хантеру свои секреты. Груз, который так интересовал заказчиков, никуда не делся. Заветные ящики сорвало с креплений, но сами они целы, лежат себе под водой, целы и невредимы. В пилотской кабине шебуршилась мелкая живность. То ли крысы, то ли опоссумы. Зверьки нервничали, чуяли охотника. Самое интересное было наверху, на пассажирской палубе. Сердце добычи колотилось о рёбра, разгоняло по венам священную жидкость, густо приправленную сладким адреналином. Пальцы Хантера задрожали в предвкушении.
Он скользнул внутрь полузатопленного грузового отсека. При падении самолёт сильно накренился вперёд: до лестницы в конце длиннющего ангара, ведущей на верхние палубы, Хантер добирался по грудь в воде. Хорошо, что самолёт такой огромный. Чтобы его полностью утопить, понадобилось бы как минимум море, а не какое-то жалкое болото. Морщась больше от неудобства, чем от холода, он стащил набравший воды пуховик и аккуратно пристроил его на выступавший из воды ящик. Сверху поставил сапоги.
Ржавая лестница ныла, но держала хорошо. Хантер облизнулся. Добыча была совсем рядом.
Узкое жало ударило в пустоту там, где только что была голова Тени. Ещё выпад и ещё один. Мимо. Тень залилась своим лающим смехом. Черви на бледном лице ритмично фосфоресцировали в полутьме.
Она отскочила на несколько шагов назад – к двери в следующий отсек – выставила перед собой копьё, повела им из стороны в сторону.
Тёмная фигура метнулась вперёд. Копьё, с силой вырванное из рук, жалобно зазвенело по полу.