Через секунду они услышали крик метра Фароле:
— Вторая партия, начали!
Игроки в самом деле устремились вперед, иначе говоря, отправились защищать место, где остановились их мячи, и атаковать место, где остановились мячи противников. Один из игроков, проходя мимо нашей парочки, с улыбкой поклонился Катрин; она покраснела и сделала реверанс, а Питу почувствовал, как по руке девушки, опиравшейся на его руку, пробежала нервная дрожь.
Сердце Питу сжала неведомая ему прежде тревога.
— Это господин де Шарни? — спросил он, взглянув на свою спутницу.
— Да, — ответила Катрин. — Так вы его знаете?
— Я его не знаю, — сказал Питу, — но я догадался.
В самом деле, по тому, что рассказала Катрин накануне, Питу нетрудно было догадаться, что перед ним г-н де Шарни.
Человек, поклонившийся мадемуазель Бийо, был элегантный юноша лет двадцати трех-двадцати четырех, красивый, хорошо сложенный, с изысканными манерами и грациозными движениями, какими обладают люди, получившие с колыбели аристократическое воспитание. Во всех физических упражнениях, в которых можно достичь совершенства, лишь если заниматься ими с малых лет, Изидор де Шарни выказывал замечательное мастерство; вдобавок он был из тех, кто умеет выбрать себе платье, подобающее тому или иному занятию. Его охотничьи наряды славились безупречным вкусом; от его костюма для фехтования не отказался бы сам Сен-Жорж; наконец, его платье для верховой езды было сшито совершенно особенным образом — впрочем, все дело, быть может, заключалось в том, как он его носил.
В то воскресенье г-н де Шарни, младший брат нашего старого знакомца графа де Шарни, причесанный по-утреннему небрежно, был одет в нечто вроде узких светлых панталон, подчеркивающих форму его тонких, но мускулистых ног, обутых, разнообразия ради, не в башмаки с красными каблуками и не в сапоги с отворотами, но в элегантные сандалии для игры в мяч, ремни которых опоясывали его лодыжки; жилет из белого пике облегал его стан плотно, как корсет; зеленый камзол с золотыми галунами он отдал стоявшему поодаль слуге.
Игра оживила его черты, возвратив им свежесть и очарование юности, которое отнимали ночные оргии и длящиеся до рассвета карточные поединки.
Ни одно из достоинств господина виконта, без сомнения, восхищавших мадемуазель Бийо, не укрылось от Питу. Глядя на ноги и руки г-на де Шарни, он начал меньше гордиться щедростью природы, позволившей ему одержать победу над сыном сапожника, и пришел к выводу, что природа эта могла бы более толково распределить между частями его тела пошедший на них материал.
В самом деле, сэкономив на ступнях, руках и коленях Питу, природа могла бы одарить его красивыми икрами. Но все перепуталось: там, где требовалась худоба, налицо была полнота, а там, где была необходима полнота, торчали одни кости.
Питу взглянул на свои ноги с тем видом, с каким смотрел на свои олень из басни.
— Что с вами, господин Питу? — спросила Катрин.
Питу ничего не ответил и лишь вздохнул.
Очередная партия окончилась. Виконт де Шарни воспользовался перерывом и подошел поздороваться с Катрин. По мере его приближения Питу видел, как все больше краснеет девушка, и чувствовал, как все сильнее дрожит ее рука.
Виконт кивнул Питу, а затем с учтиво-непринужденным видом, какой тогдашняя знать так хорошо умела принимать, разговаривая с буржуазками и гризетками, осведомился у Катрин о ее самочувствии и попросил оставить за ним первый контрданс. Катрин согласилась. Вместо благодарности юный дворянин наградил ее улыбкой. Пора было начинать новую партию: виконта позвали на поле. Он поклонился Катрин и удалился с тем же непринужденным видом, с каким подошел.
Питу ощутил все превосходство человека, который так говорит, улыбается, подходит и отходит.
Потрать он, Питу, целый месяц на изучение одного-единственного движения г-на де Шарни, его подражание вылилось бы — он это понимал — самое большее в смешную пародию.
Если бы в сердце Питу было место ненависти, с этой минуты он возненавидел бы виконта де Шарни.
Катрин следила за игрой до той самой минуты, когда игроки подозвали слуг, дабы облачиться в кафтаны. Тогда она направилась к площадке для танцев, а Питу, которому в этот день, похоже, суждено было делать то, что ему не по душе, в отчаянии поплелся за ней.
Господин де Шарни не заставил себя ждать. Незначительные изменения наряда сделали из игрока в мяч элегантного танцора. Скрипки подали знак к началу танцев, и он подал руку Катрин, напомнив о данном ему обещании.