— Драгуны королевского немецкого полка. Вы разве не слыхали криков, стрельбы, топота копыт?
— Слыхали, слыхали! — ответили разом две или три сотни голосов. — На Вандомской площади расправлялись с народом.
— Да ведь вы-то тоже народ, тысяча чертей! — воскликнул Бийо, обращаясь к солдатам. — Разве не трусость с вашей стороны — позволять немцам убивать ваших братьев?!
— Трусость? — послышались угрожающие голоса.
— Да… трусость! Я это сказал и повторяю. Или, может быть, вы хотите убить меня, чтобы доказать, что вы не трусы?
С этими словами Бийо сделал несколько шагов к тому месту, откуда раздались угрозы.
— Ладно, ладно!.. Хватит… — сказал один из солдат. — Вы, друг мой, храбрый малый, но вы горожанин и можете делать что хотите, а солдат — военный, и он должен выполнять приказ.
— Выходит, — закричал Бийо, — если вам дадут приказ стрелять в нас, безоружных людей, вы будете стрелять — вы, наследники тех, кто при Фонтенуа предложил англичанам первыми открыть огонь?!
— За себя ручаюсь: я стрелять не стану, — сказал кто-то из гвардейцев.
— И я! И я тоже! — повторила вслед за ним сотня голосов.
— В таком случае позаботьтесь о том, чтобы и другие в нас не стреляли, — сказал Бийо. — Если вы позволите немцам убивать нас — это будет все равно как если бы вы убивали нас сами.
— Драгуны! Драгуны! — закричали сразу несколько голосов.
Толпа, теснимая преследователями, выплеснулась с улицы Ришелье на площадь, а издалека донесся топот копыт тяжелой кавалерии, с каждой минутой слышавшийся все более отчетливо.
— К оружию! К оружию! — кричали беглецы.
— Тысяча чертей! — воскликнул Бийо, сбрасывая наземь тело савояра, которое до этой минуты все еще держал на своих плечах. — Если вы сами не способны пустить в ход ружья, отдайте их нам.
— Если на то пошло, мы, черт подери, пустим их в ход сами! — сказал солдат, к которому обратился Бийо, и отобрал у фермера уже схваченное им ружье. — Живо, живо! Заряжай! Пусть только австрийцы попробуют сказать слово этим парням, увидим!
— Да, да, увидим! — закричали солдаты, заряжая ружья.
— О, дьявол! — закричал Бийо, топнув ногой. — Угораздило же меня оставить дома охотничье ружье! Но если только одного из этих австрийских псов подстрелят, я заберу у него мушкетон.
— А пока возьмите этот карабин, он заряжен, — произнес чей-то голос, и какой-то человек сунул в руки Бийо дорогой карабин.
В ту же самую минуту драгуны ворвались на площадь и стали опрокидывать и рубить саблями всех, кто оказывался у них на пути.
Офицер, командовавший французскими гвардейцами, выступил на четыре шага вперед.
— Эй, господа драгуны! — крикнул он. — Стойте! Остановитесь, прошу вас.
Но драгуны — то ли не услышали его, то ли не захотели услышать, то ли так разогнались, что не смогли остановиться, — метнулись по площади вправо, сбили женщину и старика, и те тут же исчезли под копытами их лошадей.
— Раз так — огонь! Огонь! — закричал Бийо.
Он стоял рядом с офицером, так что можно было подумать, что команду эту дал офицер. Гвардейцы вскинули ружья и дали залп, сразу остановивший драгунов.
Эскадрон пришел в замешательство.
— Эй, господа гвардейцы, — сказал, выезжая вперед, немецкий офицер, — знаете ли вы, в кого стреляете?
— Черт подери! Еще бы нам не знать, — сказал Бийо и выстрелил в офицера. Тот упал.
Тогда французские гвардейцы произвели второй залп, и немцы, поняв, что на этот раз имеют дело не с горожанами, обращающимися в бегство от первого же удара саблей, но с солдатами, готовыми принять бой, развернулись и возвратились на Вандомскую площадь; вслед им раздался такой оглушительный вопль восторга, что немало лошадей понесли и расшибли себе головы о закрытые ставни.
— Да здравствуют французские гвардейцы! — кричала толпа.
— Да здравствуют солдаты отечества! — кричал Бийо.
— Спасибо, — отвечали гвардейцы. — Мы видели, как стреляют, и получили боевое крещение.
— И я, — сказал Питу, — я тоже видел, как стреляют.
— Ну, и что ты скажешь? — спросил Бийо.
— Скажу, что это не так страшно, как я думал.
— Теперь, — сказал Бийо, осмотрев карабин и убедившись, что он стоит больших денег, — теперь я хотел бы знать, чье это ружье?
— Моего хозяина, — отозвался из-за его спины знакомый голос. — Но вы так ловко пустили его в ход, что мой хозяин раздумал забирать его назад.
Бийо обернулся и увидел конюха в ливрее герцога Орлеанского.
— А где он, твой хозяин? — спросил он.
Конюх показал ему приоткрытые жалюзи, из-за которых герцог мог видеть все, что происходило на улице.