Те, кто знаком с историей этой эпохи, а также те, кого история как она есть пугает, могут пропустить эту главу и перейти к следующей, где вновь пойдет речь о приключениях Бийо и Питу; что же до этой главы, то она адресована лишь умам требовательным и пытливым.
Вот уже год или два как нечто неслыханное, неведомое, нечто пришедшее из прошлого и устремляющееся в будущее носилось в воздухе.
То была революция.
Вольтер, приподнявшись на мгновение со своего смертного одра, разглядел в окружавшей его тьме сверкание ее зари.
Подобно Христу, в чьем уме она родилась, революция призвана была свершить свой суд над живыми и мертвыми.
«Когда Анна Австрийская стала регентшей, — говорит кардинал де Ретц, — у всех на устах было только одно: «Королева так добра!».
Однажды врач г-жи де Помпадур, Кенэ, живший в ее доме, увидел Людовика XV, входящего к маркизе; помимо почтения, некое другое чувство охватило его с такой силой, что он побледнел и задрожал.
— Что с вами? — спросила г-жа дю Оссе.
— Вот что, — отвечал Кенэ. — Всякий раз, как я вижу короля, я говорю себе: а ведь этот человек может отрубить мне голову!
— О! Не бойтесь, — отвечала г-жа дю Оссе. — Король так добр!
Из этих двух фраз: «Король так добр!» и «Королева так добра!» — родилась французская революция.
После смерти Людовика XV Франция вздохнула полной грудью. Вместе с королем она освободилась от особ вроде Помпадур и Дюбарри, равно как и от Оленьего парка.
Забавы Людовика XV обходились нации недешево — они стоили ей больше трех миллионов в год.
К счастью, на престол взошел король юный, нравственный, человеколюбивый, почти философ.
Король, который, подобно Эмилю Жан Жака, выучился ремеслу, вернее, даже целым трем.
Он был слесарем, часовщиком и механиком.
Ужаснувшись бездне, разверзшейся у его ног, король начал с того, что отказал просителям в каких бы то ни было милостях. Царедворцы содрогнулись. Утешало их лишь одно: отказывает им не король, а Тюрго; к тому же королева, быть может, еще не вступила в свои права и не имеет сегодня той власти, какую получит завтра.
Наконец к 1777 году она получает эту долгожданную власть: королева становится матерью, король, уже показавший себя таким добрым королем и добрым супругом, будет отныне еще и добрым отцом.
Как отказать в чем-либо той, кто подарила Франции наследника престола?
Вдобавок король еще и добрый брат; он, например, приносит Бомарше в жертву графу Прованскому, а ведь король недолюбливает графа Прованского за излишнее педантство.
Но зато он обожает графа д’Артуа, являющего собой образец французского остроумия, изящества и благородства. Король так любит графа д’Артуа, что если королеве он еще может в чем-нибудь отказать, то стоит ей взять в союзники графа д’Артуа, как у короля недостает сил противиться.
Таким образом, страной правят приятнейшие особы. Господин де Калонн, один из самых обходительных людей на свете, — генеральный контролер финансов; это он сказал королеве: «Ваше величество, если это возможно — это уже сделано; если это невозможно — это будет сделано».
С того дня как об этом прелестном ответе узнали в салонах Парижа и Версаля, Красная книга, которую считали закрытой, вновь раскрылась.
Королева покупает Сен-Клу.
Король покупает Рамбуйе.
Фавориток заводит не король, а королева: г-жа Диана де Полиньяк и г-жа Жюль де Полиньяк обходятся Франции так же дорого, как Помпадур и Дюбарри.
Королева так добра!
Выдвигается идея уменьшить слишком большие жалованья. Иные люди принимают новшество покорно. Но один из завсегдатаев королевского дворца решительно не желает сдаваться: это г-н де Куаньи; он встречает короля в коридоре и с глазу на глаз закатывает ему скандал. Король убегает, а вечером рассказывает со смехом:
— По правде говоря, если бы я не уступил, Куаньи, боюсь, поколотил бы меня.
Король так добр.
Да и вообще судьбы королевства часто зависят от безделицы — например от шпоры пажа.
Людовик XV умирает; кто займет место г-на д’Эгильона?
Король Людовик XVI предлагает Машо. Машо — один из министров, способных поддержать уже покачнувшийся трон. Принцессы, тетки короля, принимают сторону г-на де Морепа́, — ведь он так забавен и сочиняет такие прелестные песенки. Он насочинял их в Поншартрене столько, что хватило на три тома, которые он назвал своими мемуарами.
Теперь это вопрос стипль-чеза. Кто придет первым: гонец короля и королевы в Арнувиль или гонец королевских теток в Поншартрен?