Наконец конь, которого природа создала тварью более быстрой, чем человек, нагнал двуногого соперника, который как раз в это мгновение расслышал, что всадник кричит вовсе не «У! у!», а четко и ясно: «Питу!»
Делать было нечего: Питу понял, что все кончено.
Все же он попытался продолжить бег; он двигался как бы по инерции, влекомый силой отталкивания, но вдруг ноги его подкосились, он пошатнулся и, испустив глубокий вздох, ничком рухнул на траву.
Он дал себе слово, что никогда не поднимется, во всяком случае, по собственной воле, но тут удар кнута ожег ему спину, и Грубый, хорошо знакомый голос заорал:
– Ах, тупица, ах болван! Ты что же, задумал уморить Малыша?
Имя Малыша разрешило все сомнения Питу.
– О! – воскликнул он, резко поворачиваясь с живота на спину. – О, я слышу голос господина Бийо!
Перед ним в самом деле стоял папаша Бийо. Удостоверившись в этом факте, Питу позволил себе сесть.
Фермер, со своей стороны, остановил совершенно взмыленного Малыша.
– Ах, дорогой господин Бийо, – воскликнул Питу, – как это любезно с вашей стороны – вот так гнаться за мной! Я клянусь вам, что и сам непременно вернулся бы на ферму, когда двойной луидор мадмуазель Катрин подошел бы к концу. Но, раз уж вы меня догнали, заберите эти деньги, ведь по сути дела они ваши, и вернемся на ферму вместе.
– Тысяча чертей! – вскричал Бийо. – При чем тут ферма? Где ищейки?
– Ищейки? – переспросил Питу, не слишком хорошо понимавший, что это значит.
– Ищейки, ищейки, – повторил Бийо, – ну, другими словами, черные люди!
– Ах, черные люди! Сами понимаете, дорогой господин Бийо, что я не стал их дожидаться.
– Браво! Значит, они отстали.
– Да уж, надеюсь; после такой гонки, как сейчас, им трудно было не отстать.
– Если ты так в этом уверен, чего ж ты удирал?
– Да потому, что я думал, что это их начальник, чтоб не опростоволоситься, решил догнать меня верхом.
– Ну-ну, да ты не так глуп, как я думал. Ладно, пока дорога свободна, вперед! Вперед в Даммартен!
– Как это – вперед, вперед?
– Вперед и есть вперед. Поднимайся и ступай за мной.
– Так мы едем в Даммартен?
– Да. Я там возьму коня у кума Лефрана, а Малыша, который совсем притомился, оставлю ему, и мы уже к вечеру будем в Париже.
– Будь по-вашему, господин Бийо, будь по-вашему!
– Тогда – вперед!
Питу попытался исполнить приказание.
– Я бы с радостью, дорогой господин Бийо, но я не могу.
– Не можешь подняться?
– Нет.
– Но ты же только что ворочался, как карась на сковородке?
– О! Только что – дело другое: я услышал ваш голос, н одновременно вы огрели меня кнутом по спине. Но эти средства хороши только на один раз: к вашему голосу я теперь привык, а что до кнута, то я уверен, что теперь вы употребите его только для того, чтобы взбодрить Малыша, который выглядит не лучше меня.
Логика Питу, которая в конечном счете была та самая, какой он научился у аббата Фортье, убедила и даже почти растрогала фермера.
– Некогда мне тебя жалеть, – сказал он Питу. – Давай-ка поднатужься, залезай на спину Малыша – и поедем вместе.
– Но, – возразил Питу, – бедняга Малыш этого не вынесет.
– Ерунда! Через полчаса мы будем у папаши Лефрана.
– Но, дорогой господин Бийо, мне-то ведь совершенно нечего делать у папаши Лефрана.
– Почему это?
– Потому что вам нужно попасть в Даммартен, а мне – нет.
– Да, но мне нужно, чтобы ты вместе со мной попал в Париж. В Париже ты мне пригодишься. У тебя крепкие кулаки, а там, я уверен, скоро начнется заваруха.
– Неужели? – воскликнул Питу, не слишком прельщенный этой перспективой.
Фермер взвалил его на спину Малыша, словно куль с мукой, снова выехал на дорогу и принялся так усердно действовать поводьями, коленями и шпорами, что в самом деле уже через полчаса достиг Даммартена.
Бийо въехал в город по хорошо известной ему улочке. Добравшись до фермы папаши Лефрана, он оставил Питу и Малыша во дворе, а сем кинулся на кухню, где папаша Лефран как раз зашнуровывал гетры.
– Живей, живей, кум! – крикнул ему Бийо, не дожидаясь, пока тот придет в себя от изумления. – Мне нужна твоя самая крепкая лошадь.
– Это Марго, – сказал Лефран, – она уже оседлана, я собирался на ней выехать. Добрая скотина.
– Ладно, Марго так Марго. Но предупреждаю, я ее, возможно, загоню.
– Хорошенькое дело! Загонишь Марго – с какой это стати, скажи на милость?
– С такой, что мне сегодня вечером необходимо быть в Париже, – мрачно отвечал Бийо.
И он сделал Лефрану самый выразительный масонский знак.
– В таком случае загоняй Марго, а я оставлю у себя Малыша.
– Идет.
– Стаканчик вина?
– Два.
– Так ты не один?
– Нет, со мной один добрый малый, который так уморился, что не доползет сюда. Дай ему что-нибудь поесть.
– Сейчас, сейчас.
Не прошло и десяти минут, как оба кума опрокинули каждый по бутылке, а Питу проглотил два ливра хлеба и пол-ливра сала. Покуда он ел, работник папаши Лефрана обтирал его охапкой люцерны, как породистую лошадь.
Освежившись, заморив червячка, Питу в свой черед выпил стакан вина, для чего пришлось откупорить третью бутылку, которая была опорожнена тем более быстро, что ей отдали должное все трое сотрапезников. Затем Бийо оседлал Марго, а Питу с помощью Лефрана взгромоздился позади фермера.
Шпоры впились в бока славной коняги, и она резво поскакала в сторону Парижа, не переставая отгонять мух своим могучим хвостом, чей густой волос сбивал пыль со спины Питу, а иногда хлестал его по тощим икрам в спущенных чулках.
Глава 10.
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В КОНЦЕ ДОРОГИ, ПО КОТОРОЙ ЕХАЛ ПИТУ. ИНЫМИ СЛОВАМИ, В ПАРИЖЕ
От Даммартена до Парижа восемь миль. Первые четыре пролетели почти незаметно, но после Ле Бурже ноги Марго, хотя длинные ноги Питу и подбадривали ее, начали уставать.
Когда они добрались до Ла Виллет, Бийо заметил над Парижем зарево.
Он указал Питу на красноватый горизонт.
– Разве вы не видите, – изумился Питу, – что это солдаты на бивуаках разжигают костры?
– Солдаты? – переспросил Бийо.
– Раз они есть здесь, почему бы им не быть там?
В самом деле, внимательно посмотрев направо, папаша Бийо разглядел, что равнина Сен-Дени усеяна отрядами пехоты и кавалерии, тихо движущимися в темноте.
Иногда в бледном свете звезд можно было увидеть, как блестит их оружие.
Питу, во время своих ночных вылазок в лес свыкшийся с темнотой, показал своему хозяину даже пушки, по ступицу увязшие в сырой земле.
– Ну и ну, – сказал Бийо, – неужто там что-то стряслось? Надо спешить, мой мальчик, надо спешить.
– А ведь там, пожалуй, и вправду пожар, – вдруг сказал Питу, приподнявшись на крупе Марго. – Глядите, глядите! Видите искры?
Марго остановилась. Бийо спешился и, подойдя к солдатам в сине-желтых мундирах, разбившим лагерь под деревьями близ дороги, спросил их:
– Друзья, не можете ли вы мне сказать, что нового в Париже?
Но солдаты вместо ответа лишь проворчали несколько немецких ругательств.
– Какого дьявола они хотят? – спросил Бийо у Питу.
– Это не латынь, дорогой господин Бийо, – отвечал Питу, дрожа с ног до головы, – вот и все, что я могу сказать.
Поразмыслив, Бийо всмотрелся в солдат.
– Ну и дурак же я! – воскликнул он. – Нашел у кого спрашивать – у немчуры.
Однако, снедаемый любопытством, он остановился посреди дороги и не трогался с места.
Один из офицеров приблизился нему.
– Сдубайте звоим бутем, – сказал он с сильным не мелким акцентом. – Сдубайте бистрее.
– Простите, капитан, – отвечал Бийо, – но я еду в Париж.
– Дак сдубайте.
– Но я боюсь, что ваши солдаты меня не пропустят.
– Бас бробуздят.
Бийо вновь вскочил в седло и рванулся вперед. Его и в самом деле пропустили.