С этой минуты Питу был спокоен. Ежели Ронфло дома, то, значит, и папаша Ла Женес тоже. Ронфло и лесник были неразлучны; стоило увидеть одного, и можно было быть уверенным, что сейчас же появится и вторая.
Убедившись в безопасности, Питу прямиком направился на Волчьи вересковища. Силки были поставлены не зря: в двух из них Питу нашел задохнувшихся кроликов.
Питу сунул их в карман куртки, которая поначалу была ему длинновата, а по истечении года станет коротковатой, и возвратился к тетушке.
Старая дева уже легла, но жадность не давала ей заснуть; подобно Перетте[27], она подсчитывала, сколько могут дать ей четыре кроличьих шкурки в неделю, и эти расчеты завели ее так далеко, что она просто не в силах была сомкнуть глаза и потому прямо-таки с нервической дрожью спросила у вернувшегося племянника, что он принес.
– Двух кроликов. Я не виноват, тетя Анжелика, что не принес больше: похоже, кролики папаши Ла Женеса очень хитры.
Но добыча и без того превзошла все надежды старой девы: трепеща от радости, она взяла бедных зверьков, тщательно осмотрела их шкурки, убедилась, что они не повреждены, и заперла их в кладовой, которая никогда, пока за снабжение не взялся Анж Питу, не хранила в себе подобной провизии.
После этого тетя Анжелика ласково велела Анжу ложиться спать, что тот, утомясь за день, тут же и исполнил, не попросив даже поужинать, чем дополнительно порадовал тетушку.
Через день Питу повторил поход в лес, и на сей раз ему повезло больше. Он принес трех кроликов.
Два из них отправились в трактир «Золотой шар», а третий – в церковный дом. Тетя Анжелика была весьма внимательна к аббату Фортье, который при случае рекомендовал ее своим милосердным прихожанам.
Так все продолжалось месяца четыре. Тетя Анжелика была в восторге, а Питу находил свое положение вполне терпимым. Да и то сказать, он, хоть и лишившись осенявшей его материнской любви, продолжал и в Виллер-Котре вести почти такую же жизнь, что в Арамоне. Но одно неожиданное событие, которого, в сущности, следовало ожидать, разбило тетушкин горшок с молоком и прекратило лесные походы племянника.
От доктора Жильбера из Нью-Йорка пришло письмо. Ступив на землю Америки, наш философ-путешественник не забыл про своего маленького протеже. Он написал мэтру Ниге, чтобы узнать, следуют ли его инструкциям, а ежели нет, предложил потребовать исполнения условий договора, либо в случае отказа расторгнуть его.
Положение сложилось тяжелое. На карту была поставлена репутация нотариуса, поэтому он с письмом доктора явился к м-ль Питу и ультимативно предложил исполнить данное обещание.
Отступать было некуда, всякие ссылки на слабость здоровья мальчика опровергались его внешним видом. Питу был длинный и тонкий, однако ведь и деревья в лесу длинные и тонкие, но это не мешает им превосходно чувствовать себя.
Мадемуазель Питу попросила неделю, чтобы мысленно настроиться на выбор ремесла для своего племянника.
Питу впал в такую же унылость, что и его тетка. Свое нынешнее положение он считал наилучшим и никаких перемен не желал.
Всю эту неделю не было и речи ни о мочажках, ни о браконьерстве; впрочем, уже настала зима, а зимой птицы могут утолять жажду где угодно, и к тому же пошел снег; по снегу же Питу не осмеливался ставить силки. Дело в том, что на снегу остаются следы, а у Питу были такие лапищи, что по их отпечаткам папаша Ла Женес в один миг догадался бы, какой коварный вор опустошает его участок.
За эту неделю старая дева вновь выпустила когти. Тетя Анжелика стала снова такой, какой ее узнал с самого начала Питу и которая нагнала на него столько страха: ведь только корысть, извечный движитель всей ее жизни, принудила старую лицемерку притворяться, будто у нее бархатные лапки.
Чем ближе подходил срок, тем ужаснее становилось настроение старой девы. На пятый день Питу уже пламенно желал, чтобы тетка немедля выбрала какое-нибудь ремесло; ему было все равно какое, лишь бы перестать быть козлом отпущения, лишь бы старая святоша не срывала на нем злость.
И вдруг в ее воспаленном, возбужденном мозгу блеснула прекрасная мысль. И эта мысль мгновенно вернула ей покой, которого она не имела уже шесть дней.
А состояла эта мысль в том, чтобы упросить аббата Фортье принять бедняжку Питу без всякой платы к себе в школу, а кроме того, добыть для него стипендию в семинарии, установленную его светлостью герцогом Орлеанским. При таком исходе учение не стоило бы ни гроша м-ль Анжелике, а г-н Фортье, не говоря уж о том, что старая ханжа в течение полугода снабжала его дроздами и кроликами, просто обязан был что-то сделать для племянника той, кто сдает внаем стулья у него в церкви.
27
Перетта – героиня басни Жана де Лафонтена «Молочница и кувшин молока». Неся на рынок кувшин молока, Перетта мечтала, как продаст его, на эти деньги купит сотню яиц, разведет кур, затем, продав их, заведет свинью и т. д., однако споткнулась, разбила кувшин и осталась ни с чем.