Принц, видя, что атаку уже не остановить, не стал даже пробовать сделать это, и вскоре душераздирающие вопли женщин и детей вознеслись к небу, взывая к божьему отмщению.
Во мраке происходили чудовищные вещи. Те, на кого напали, обезумели от горя, те же, кто напал, обезумели от ярости.
Тут же организовалось нечто вроде сопротивления: с террас полетели на драгун стулья. Принц де Ламбеск, получив стулом по голове, ответил ударом сабли, не подумав, что вместо того чтобы наказать виновного, бьет по невинному, и семидесятилетний старик повалился на землю. Бийо, увидев, как он упал, вскрикнул.
Он тут же вскинул карабин, вспышка выстрела осветила темноту, и принц был бы мертв, если бы, по случайности, в этот миг не поднял коня на дыбы.
Конь получил пулю в шею и рухнул.
Все решили, что принц убит. Драгуны устремились в Тюильри, стреляя по бегущим из пистолетов.
Но людям теперь было куда бежать, и они рассыпались среди деревьев.
Бийо спокойно палил из карабина.
– Ей-богу, ты прав, Питу, – бросил он. – Похоже, мы оказались здесь в самое время.
– Коль уж мне суждено стать храбрецом, – заметил Питу, разряжая мушкетон в самого толстого драгуна, – то кажется, это не так трудно, как мне казалось.
– Да, – согласился Бийо, – но бессмысленная храбрость – это не храбрость. Пошли отсюда, Питу, только смотри, чтобы сабля не путалась у тебя в ногах.
– Погодите, господин Бийо. Ежели я вас потеряю, то заблужусь. Я же не знаю Парижа, как знаете его вы: я здесь никогда не бывал.
– Пошли, пошли, – поторопил его Бийо и направился вдоль террасы, пока не оказался в тылу у войск, которые весьма поспешно выдвинулись по набережной вперед, чтобы оказать, если будет необходимость, помощь драгунам принца де Ламбеска.
Дойдя до края террасы, Бийо сел на парапет и спрыгнул на набережную.
Питу сделал то же самое.
XII. Что происходило в ночь с 12 на 13 июля 1789 года
Оказавшись на набережной, оба провинциала взглянули на мост Тюильри, заметили там блеск оружия нового воинского отряда, по всей очевидности, отнюдь не дружественного, прокрались до края набережной и спустились на берег Сены.
На часах Тюильри пробило одиннадцать.
Добравшись до красавиц осин и высокоствольных тополей, растущих вдоль Сены, и укрывшись в их темной сени, фермер и Питу легли на траву и открыли совет.
Следовало решить, и вопрос этот был поставлен фермером, оставаться ли здесь, куда они пришли, то есть в безопасном или хотя бы относительно безопасном месте, либо ринуться в центр возмущения и принять участие в сражении, которое, похоже, будет продолжаться и ночью. Задав этот вопрос, Бийо ждал ответа от Питу. Питу весьма вырос во мнении и в глазах фермера. Тому способствовала и ученость, которую он продемонстрировал накануне, и, конечно, проявленная им этим вечером храбрость. Питу инстинктивно чувствовал это, однако вместо того чтобы возгордиться, лишь испытывал еще большую признательность к доброму фермеру; по природе Питу был склонен к послушанию.
– Господин Бийо, – начал он, – сейчас совершенно очевидно, что вы гораздо храбрее меня, а я не такой уж трус, как мне думалось. Гораций, который все-таки не сравним с нами, хотя бы в части поэзии, при первой опасности бросил оружие и бежал. Я же не бросил свой мушкетон, патронную сумку и саблю, и это доказывает, что я куда отважнее Горация.
– Ну хорошо, а к чему это ты ведешь?
– А веду я, господин Бийо, к тому, что пуля может убить даже самого отважного человека.
– Ну и что? – не понимал фермер.
– А то, сударь, что, как вы мне объяснили, покидая ферму, направились вы сюда ради некоторой весьма важной вещи.
– Проклятие! Ведь правда… Шкатулка!
– Вот, вот. Итак, вы сюда приехали ради шкатулки?
– Тысяча чертей! Ну, конечно, из-за шкатулки, а не по какой другой причине.
– Ну, а если вас застрелят, дело, ради которого вы сюда приехали, не будет сделано.
– Ты сто раз прав, Питу.
– Слышите, как там что-то рушится? Слышите крики? – продолжал уже смелее Питу. – Дерево раздирается, как бумага, железо рвется, как пенька.
– Это потому, Питу, что народ разгневался.
– Но мне кажется, – рискнул заметить Питу, – что король тоже изрядно разгневался.
– Почему ты так решил?
– А как же иначе? Австрияки, немцы, короче, цесарцы, как вы их назвали, – солдаты короля. И ежели они нападают на народ, значит, так им приказал король. А чтобы король отдал подобный приказ, он должен очень сильно разгневаться. Правильно?
– Питу, ты сейчас прав и не прав.