— Трусость? — послышались угрожающие голоса.
— Да… трусость! Я это сказал и повторяю. Или, может быть, вы хотите убить меня, чтобы доказать, что вы не трусы?
С этими словами Бийо сделал несколько шагов к тому месту, откуда раздались угрозы.
— Ладно, ладно!.. Хватит… — сказал один из солдат. — Вы, друг мой, храбрый малый, но вы горожанин и можете делать что хотите, а солдат — военный, и он должен выполнять приказ.
— Выходит, — закричал Бийо, — если вам дадут приказ стрелять в нас, безоружных людей, вы будете стрелять — вы, наследники тех, кто при Фонтенуа предложил англичанам первыми открыть огонь?!
— За себя ручаюсь: я стрелять не стану, — сказал кто-то из гвардейцев.
— И я! И я тоже! — повторила вслед за ним сотня голосов.
— В таком случае позаботьтесь о том, чтобы и другие в нас не стреляли, — сказал Бийо. — Если вы позволите немцам убивать нас — это будет все равно как если бы вы убивали нас сами.
— Драгуны! Драгуны! — закричали сразу несколько голосов.
Толпа, теснимая преследователями, выплеснулась с улицы Ришелье на площадь, а издалека донесся топот копыт тяжелой кавалерии, с каждой минутой слышавшийся все более отчетливо.
— К оружию! К оружию! — кричали беглецы.
— Тысяча чертей! — воскликнул Бийо, сбрасывая наземь тело савояра, которое до этой минуты все еще держал на своих плечах. — Если вы сами не способны пустить в ход ружья, отдайте их нам.
— Если на то пошло, мы, черт подери, пустим их в ход сами! — сказал солдат, к которому обратился Бийо, и отобрал у фермера уже схваченное им ружье. — Живо, живо! Заряжай! Пусть только австрийцы попробуют сказать слово этим парням, увидим!
— Да, да, увидим! — закричали солдаты, заряжая ружья.
— О, дьявол! — закричал Бийо, топнув ногой. — Угораздило же меня оставить дома охотничье ружье! Но если только одного из этих австрийских псов подстрелят, я заберу у него мушкетон.
— А пока возьмите этот карабин, он заряжен, — произнес чей-то голос, и какой-то человек сунул в руки Бийо дорогой карабин.
В ту же самую минуту драгуны ворвались на площадь и стали опрокидывать и рубить саблями всех, кто оказывался у них на пути.
Офицер, командовавший французскими гвардейцами, выступил на четыре шага вперед.
— Эй, господа драгуны! — крикнул он. — Стойте! Остановитесь, прошу вас.
Но драгуны — то ли не услышали его, то ли не захотели услышать, то ли так разогнались, что не смогли остановиться, — метнулись по площади вправо, сбили женщину и старика, и те тут же исчезли под копытами их лошадей.
— Раз так — огонь! Огонь! — закричал Бийо.
Он стоял рядом с офицером, так что можно было подумать, что команду эту дал офицер. Гвардейцы вскинули ружья и дали залп, сразу остановивший драгунов.
Эскадрон пришел в замешательство.
— Эй, господа гвардейцы, — сказал, выезжая вперед, немецкий офицер, — знаете ли вы, в кого стреляете?
— Черт подери! Еще бы нам не знать, — сказал Бийо и выстрелил в офицера. Тот упал.
Тогда французские гвардейцы произвели второй залп, и немцы, поняв, что на этот раз имеют дело не с горожанами, обращающимися в бегство от первого же удара саблей, но с солдатами, готовыми принять бой, развернулись и возвратились на Вандомскую площадь; вслед им раздался такой оглушительный вопль восторга, что немало лошадей понесли и расшибли себе головы о закрытые ставни.
— Да здравствуют французские гвардейцы! — кричала толпа.
— Да здравствуют солдаты отечества! — кричал Бийо.
— Спасибо, — отвечали гвардейцы. — Мы видели, как стреляют, и получили боевое крещение.
— И я, — сказал Питу, — я тоже видел, как стреляют.
— Ну, и что ты скажешь? — спросил Бийо.
— Скажу, что это не так страшно, как я думал.
— Теперь, — сказал Бийо, осмотрев карабин и убедившись, что он стоит больших денег, — теперь я хотел бы знать, чье это ружье?
— Моего хозяина, — отозвался из-за его спины знакомый голос. — Но вы так ловко пустили его в ход, что мой хозяин раздумал забирать его назад.
Бийо обернулся и увидел конюха в ливрее герцога Орлеанского.
— А где он, твой хозяин? — спросил он.
Конюх показал ему приоткрытые жалюзи, из-за которых герцог мог видеть все, что происходило на улице.
— Значит, он за нас, твой хозяин? — спросил Бийо.
— Он душой и сердцем за народ, — ответил конюх.
— В таком случае скажем еще раз: да здравствует герцог Орлеанский! — закричал Бийо. — Друзья, герцог Орлеанский за нас, да здравствует герцог Орлеанский!
И он указал толпе на жалюзи, за которыми стоял герцог.
Тогда они отворились полностью, и герцог Орлеанский трижды поклонился толпе.
Затем жалюзи вновь затворились.
Каким бы коротким ни был этот эпизод, он привел толпу в исступление.
— Да здравствует герцог Орлеанский! — завопили две или три тысячи голосов.
— Взломаем лавки оружейников! — предложил кто-то в толпе.
— Пойдем в Дом инвалидов! У Сомбрейля двадцать тысяч ружей! — подали голос солдаты.
— В Дом инвалидов! — кричали они.
— В ратушу! — призывали другие. — У купеческого старшины Флесселя есть ключи от склада, где хранится оружие гвардии, он даст их нам.
В результате толпа растеклась по трем указанным направлениям.
Тем временем драгуны собрались вокруг барона де Безанваля и принца де Ламбеска на площади Людовика XV.
Бийо и Питу, не последовавшие ни за одним из трех потоков и оставшиеся на площади Пале-Рояля в почти полном одиночестве, об этом не знали.
— Ну, дорогой господин Бийо, куда мы пойдем теперь? — спросил Питу.
— Вообще-то, — отвечал Бийо, — у меня большая охота последовать за этими храбрыми парнями. Не к оружейникам, потому что у меня теперь есть отличный карабин, но в ратушу или в Дом инвалидов. Но поскольку я прибыл в Париж не затем, чтобы драться, а затем, чтобы разыскать господина Жильбера, мне кажется, что нам следует пойти в коллеж Людовика Великого, где учится его сын; а уж когда я повидаю доктора, то с чистой совестью ввяжусь в эту драку.
И глаза фермера сверкнули.
— Мне кажется, что весьма логично отправиться сначала в коллеж Людовика Великого, раз мы прибыли в Париж именно за этим, — наставительно изрек Питу.
— Тогда забирай ружье, саблю, любое оружие, какое хочешь, у этих бездельников, что валяются здесь, — сказал Бийо, указывая на пятерых или шестерых драгунов, лежащих на земле, — и направимся в коллеж Людовика Великого.
— Но ведь это оружие мне не принадлежит, — усомнился Питу.
— Кому же оно принадлежит? — поинтересовался Бийо.
— Королю.
— Оно принадлежит народу, — сказал Бийо.
И Питу, ободренный поддержкой фермера, которого знал как человека, не способного украсть у соседа зернышка проса, со всевозможными предосторожностями подошел к тому драгуну, что лежал к нему ближе других, и, удостоверившись, что он в самом деле мертв, забрал у него саблю, мушкетон и сумку с патронами.
Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.
Вооружаясь, Питу не переставал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся со стороны Вандомской площади.
— Эге-ге, — сказал он, — сдается мне, что королевский немецкий полк возвращается.
В самом деле, судя по топоту копыт, к Пале-Роялю приближалась шагом группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе "Режанс" и заметил у рынка Сент-Оноре драгунский патруль с мушкетонами у бедра, приближающийся к площади.
— Живей, живей! — крикнул Питу. — Они возвращаются.
Бийо оглянулся, дабы определить, возможно ли оказать врагам сопротивление. Но площадь была почти пуста.
— Ну что ж, — сказал фермер, — вперед, в коллеж Людовика Великого.
И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал за ним; не зная, как прикрепляется оружие к поясу, он нес свою огромную саблю в руках.