Анжелика сама не понимала, почему она подчиняется этому высокорослому молодому человеку. Впрочем, почти все, чьи пути скрещивались с его путем, готовы были подчиняться ему!
– Да, – покорно отвечала Анжелика, – я вернусь к царице. Но… скажите мне, как это возможно?..
– Предоставьте организацию вашего возвращения мне, – сказал спокойно Петр.
Анжелика покорно отдала себя в руки сумрачных женщин в бесформенных платьях. Ей связали руки, затем завязали глаза черной тряпкой. Теперь она ничего не могла видеть. Но в который раз в своей жизни! Ее вели, направляли. Какое-то время она ощущала на своем лице покалывание морозного воздуха. Потом поняла, что ее внесли в закрытый экипаж. Глаза по-прежнему оставались завязанными непроницаемой черной материей. Жилистые женские руки держали ее. Началась дальняя дорога. В экипаже было в достаточной степени тепло. Невольно клонило в сон. Анжелика задремала. Она знала, что должна будет делать. Впрочем, ничего особенного ей и не предлагалось делать… Когда она согласилась возвратиться к Софии, ей вдруг пришло на мысль сделать Петру одно предложение.
– Ваше Величество! – рискнула предложить она. – Если уж я все равно возвращаюсь к Софии, то не покончить ли мне с ней разом?
– То есть?.. – Петр то ли действительно не понимал, что именно предлагает ему герцогиня де Монбаррей, то ли притворялся, будто не понимает, хотя обычно притворство не было ему свойственно.
– Если вы прикажете мне, я сумею добавить в кушанье или в питье Софии некоторые вещества, благодаря которым ее жизнь прекратится ранее, нежели это произошло бы без употребления подобных веществ! – Анжелика чувствовала сильное сердцебиение.
Царь Петр усмехнулся.
– Не прикажу! – сказал он жестко. – Не ждите, герцогиня, подобного приказа от меня! И самовольно не смейте действовать! Я желаю быть храбрым, но хранить благородство! Запомните это твердо!..
Итак, Анжелика должна была исполнить во дворце Софии опасную должность шпионки, действующей по приказанию молодого Петра.
– Если моя сестра все же отыщет своего сына, то вы, герцогиня, обязаны каким угодно способом устранить его! Отрубите ему голову, заколите кинжалом, отравите. Хороши все средства! Но Андре Рубо должен быть умерщвлен. Я никогда не стану отравлять мою единокровную сестру. Если она и умрет насильственной смертью, то только по приговору суда, справедливого суда! Но для того, чтобы уничтожить этого ее щенка, хороши все средства! Да, я вновь и вновь повторю это!..
Экипаж остановился. Анжелика проснулась от резкого толчка. Жесткие и жилистые женские руки грубовато вытащили ее наружу. Она была в домашнем платье и тотчас ощутила страшный холод. Ей развязали глаза. Но в первое мгновение ей показалось, будто глаза ее по-прежнему завязаны. Было темно вокруг. Анжелика поняла, что давно уже наступила ночь. Она была в совершенном одиночестве. Слух ее уловил шум отъезжающего по снегу экипажа. Это, должно быть, отъезжал возок, поставленный на полозья. Мороз немилосердно рвал и щипал руки, ноги и открытую шею Анжелики. Она понимала, что если тотчас не примется действовать, то может и замерзнуть! К ее удивлению, несмотря на царившую темноту ночи, она узнала ограду, окружавшую дворец Софии. Ноги Анжелики, обутые в легкие туфли, увязали в снегу. Она пробралась к забору, била в доски коченеющими кулаками, громко кричала на московитском языке, как научил ее Петр:
– Помогите! Спасите! Помогите!..
Она кричала безостановочно, все сильнее и сильнее. Она ощущала, как мороз убивает ее. И чтобы спастись, она должна была вновь и вновь звать на помощь!
Ее крики наконец-то были услышаны. Не замеченные ею ранее, распахнулись деревянные ворота. О, как она теперь жалела о своем недавнем оружии, о своем топорике, насаженном на древко!
Вооруженные стражники окружили ее. Ей сделалось страшно. Помня уроки Петра, Анжелика кричала на московитском языке:
– Царица София! Царица София! Отведите меня к царице Софии! Я должна сказать ей важное!..
Анжелика кричала, охваченная ужасом. Возможно, жизнь ее висела на волоске. Стражники заговорили наперебой. Звучание грубых голосов усиливало ужас Анжелики. Они размахивали оружием. Она поняла, что они велят ей идти в ворота. Думая лишь о возможном избавлении от холода, Анжелика вошла, проваливаясь по колени в рыхлый снег. Снова длинный заснеженный двор, калитка. Затем еще один двор, еще одна калитка. Большая холодная прихожая. Но все равно здесь было теплее, чем снаружи. Анжелика заплакала, потому что ее ноги в легких чулках и легких туфлях окоченели и она уже почти не ощущала свои руки, так они замерзли. Вооруженные стражники передали ее женщинам. И снова ее вели по коридорам, галереям и переходам. Но она не думала ни о царице, ни о своих детях. Ее сейчас беспокоило лишь онемение рук и ног. Неужели она сделается калекой? О, ужас! Неужели таким будет трагический финал ее жизни? Нет, если это случится, она покончит с собой!..
Наконец-то она очутилась в жарко натопленной комнате. И снова перед ней, словно башня, возвысилась огромная великанша-царица. Облаченная в бесформенное московитское платье кроваво-красного цвета, с распущенными по плечам волосами, царица казалась особенно страшна!
– Где он? Где он?! – выкрикнула София, едва завидев Анжелику.
Терзаясь онемением рук и ног, Анжелика смотрела на царицу, не понимая ее слов.
– Где он? Где мой Андрей? – повторила царица по-французски.
– Спасите меня! – быстро проговорила Анжелина. – Мои ноги и руки замерзли. Я не хочу остаться калекой. Если я погибну или буду искалечена, вы ничего не узнаете о нем!..
Анжелика не знала, что ответит на ее слова царица, но ведь Анжелике было совершенно все равно сейчас! Важно было только сохранить здоровыми руки и ноги!.. И царица все поняла. Она быстро отдала несколько приказов. Анжелику подхватили и повлекли. Совсем скоро она очутилась в помещении, где полы были свинцовые и устланы были еловыми ветвями. В рот Анжелике влили какой-то кисловатый напиток. Несколько глоточков взбодрили ее. Ловкие руки царицыных прислужниц раздели ее и растирали ее руки и ноги. Затем Анжелике распустили волосы. Усталая, она невольно закрывала глаза. Ее вновь и вновь поили кисловатым напитком, напомнившем ей некоторые сорта пива. Ее на руках внесли в чрезвычайно жарко натопленное помещение. Глотая жаркий воздух, она поняла, что снова очутилась в московитской бане. Женские руки мыли ее, терли душистым мылом и какими-то жесткими тряпицами. Ее окатывали всю то горячей, то холодной водой. Она ощутила всей кожей, всем телом, как бьют ее прутьями. Тело ее, все ее существо словно бы исчезало, растворялось в горячем пару. Она едва не лишалась чувств. Она стонала, полумертвая, и внезапно – о, счастье! – она смогла вдохнуть прохладный воздух вместо горячего пара. Ее вернули в помещение со свинцовым полом, устланным еловыми ветками. Ее уложили на перину. Она стонала, но уже понимала всем своим существом, что она спасена, что ее руки будут двигаться, что ее ноги будут двигаться и нести ее тело. Одна из женщин ловко расчесывала ее волосы. Анжелику вновь поили бодрящим кисловатым напитком. Затем на подносе принесли еду. Ощущая ужасный голод, Анжелика впилась зубами в кисловатый хлеб, заедая его кусками необыкновенно вкусной рыбы, которая, впрочем, была чрезвычайно соленой на вкус. Светлые волосы Анжелики заплели в две косы. На нее надели московитское платье, очень широкое. Ноги ее обули в туфли без задников. Анжелика ощущала себя вновь бодрой и сильной. Окруженная прислужницами Софии она снова и снова шла по лестницам и переходам. Царица уже нетерпеливо ждала ее в своей спальне. София взмахом руки выслала из комнаты служанок. Анжелика стояла у двери.
– Сядь же, сядь! – Великанша кинулась к Анжелике и та невольно отпрянула, затем собралась с духом и села в уже знакомое кресло. Царица, словно ожившая башня, взволнованно ходила по комнате, заполняя небольшой спальный покой своим огромным колышущимся телом.
– Где он? Где он? Где он? – несколько раз повторила София. Анжелика поняла, что эта растерянная женщина зависит, в сущности, от нее.
– Живы ли мои дети? – спокойно спросила Анжелика – И хорошо ли их содержат? Я имею право на эти вопросы.