Жизни не удалось стереть в ее памяти то далекое время, когда она была упоительно счастлива. А между тем, как мало осталось в ней теперь сходства с той юной женщиной, что звалась когда-то графиней де Пейрак!
«Тогда я ничего еще не знала, не умела. Но была абсолютно уверена, что знаю и умею все. И находила вполне естественным, что он меня любит». Представив себе ту супружескую пару: она и граф де Пейрак — Анжелика невольно улыбнулась. Теперь это действительно стало всего лишь картинкой из давнего прошлого, картинкой, которую она могла разглядывать без особой грусти, словно портрет двух посторонних ей людей.
Их богатство, окружавшая их роскошь, утонченные гости Отеля Веселой Науки, высокое положение, которое занимал в королевстве знатный сеньор из Аквитании — как невообразимо далеко все это от переполненного эмигрантами и пиратами таинственного корабля, плывущего к чужой, незнакомой земле.
И ведь с той поры минуло пятнадцать лет!
Королевство теперь далеко, и король никогда более не увидит Анжелику дю Плесси-Белльер, бывшую графиню де Пейрак. Но он, по крайней мере, остался на своем королевском месте, все так же окруженный марионетками-придворными, среди грандиозного великолепия Версаля.
Что ж, когда-то и она была одетой в золотую парчу придворной дамой, любимицей высшего света Франции, Страны-завоевательницы, перед которой трепетала вся Европа.
Но чем дальше в океан уходил маленький, хрупкий корабль, тем больше тускнел прежде такой ослепительный образ Версаля. Он словно застывал, принимая вид помпезной театральной декорации со всей ее фальшью и мишурным блеском.
«Только теперь я начинаю по-настоящему жить, — подумала Анжелика. — Только теперь я наконец-то стала самой собой.., или вот-вот стану. Потому что раньше — даже при дворе — мне всегда чего-то не хватало и я чувствовала, что иду не по тому пути».
Она привстала, чтобы взглянуть на тускло освещенную орудийную палубу, где спали сокрушенные горестями и усталостью люди.
От неожиданного открытия, что она способна столь легко начать жизнь заново, Анжелике сделалось почти страшно. Ведь нельзя же вот так, полностью, отрешиться от своего прошлого, одним махом отбросить все то, что сделало ее такой, а не другой, наложило на нее свой отпечаток. Нельзя так просто отречься от тех, кого она когда-то любила.., или ненавидела. Это поистине чудовищно!
И однако это было так. Бедняжка, она чувствовала, что в придачу ко всему остальному лишилась даже своего прошлого. Она подошла к той поре жизни, когда единственное богатство, которым владеешь и которое никто не сможет у тебя отнять, это ты сама. Все те обличья, которые она принимала прежде и которые так долго боролись между собой: женщина верная и женщина ветреная, честолюбивая и великодушная, мятежная и покорная — помимо ее сознания наконец помирились, и в ее душе воцарился мир.
«Неужели я пережила все это лишь ради того, чтобы однажды оказаться среди чужих мне людей на чужом корабле, плывущем к чужим, неведомым берегам?»
Но должна ли она забыть также и Жоффрея де Пейрака? Навсегда оставить его там, в прошлом?
Острое сожаление о несбывшемся, о том, чем могла бы стать, но не стала их любовь, словно кинжалом пронзило ее сердце. Может быть, они сами разрушили бы ее за эти годы, как и многие супружеские пары, которые она знала? Или же им все-таки удалось бы избежать ловушек и пронести свое чувство через всю жизнь?
Это было бы нелегко. И она знала его так мало…
Впервые Анжелика признавалась себе, что хотя Жоффрей и был ее мужем, она так и не смогла до конца понять, что он за человек. В те недолгие годы, которые они прожили вместе, открытие любви и даримых ею наслаждений, всего того, во что так искусно посвящал свою молодую жену знатный тулузский сеньор на двенадцать лет ее старше, занимало ее куда больше, чем поиски глубокого взаимопонимания. И у нее не осталось времени — его оказалось отпущено так мало — чтобы оценить свою собственную душевную силу и, главнее, постичь истинные, неизменные основы характера Жоффрея де Пейрака, завзятого фантазера, так любившего сбивать с толку всех, кто его окружал.
Она и себя научилась понимать лишь в той жестокой борьбе, которую ей навязала жизнь и которую ей пришлось вести в одиночестве.
В одиночестве — всегда, всегда!
Хотя она дважды побывала замужем, была матерью, судьба назначила ей удел женщины одинокой. Она одна решала, как ей жить: так или этак, что ей делать, а чего нет, одна выбирала, какой ей идти дорогой. И не было рядом мужского плеча, на которое можно было бы, закрыв глаза, приклонить голову и наконец подумать: «Какая разница — куда? Веди меня! Ведь я твоя жена, и чего хочешь ты, того хочу и я».
Судьба вынуждала ее принимать все решения в одиночку. И она замечала, что уже устала от этого — ведь это совсем несвойственно женской натуре.
Дойдя в своих раздумьях до этого вывода, Анжелика тут же с жаром себя опровергла. С чего это ей сегодня вздумалось сокрушаться о своем одиночестве? До сих пор ничто не свидетельствовало о том, что она создана для безропотного послушания.
Да разве согласилась бы она теперь, чтобы ее кто-то вел за руку? В конце концов она намного лучше, чем большинство мужчин, знает, что и как ей делать. Брачное ярмо только раздражало бы ее.
Мэтр Берн скоро сделает ей предложение. Сейчас он ранен — это дает некоторую отсрочку. Но он ее любит, он попросит ее выйти за него замуж — и что она ему ответит? И «да», и «нет» казались ей равно невозможными, потому что она и боялась связать себя с ним, и нуждалась в его дружбе. Ей необходимо было чувствовать себя любимой.
«Вот единственные узы, которых я жажду всей душой, — подумала она. — Узы любви. Но'может ли любовь существовать без оков?»
От этой мысли она вздрогнула.
«Нет, это не правда! Я ненавижу любовь! Я не хочу любви!»
Теперь она ясно видела свой дальнейший путь. Она останется одинокой. Останется вдовой. Это ее судьба — остаться вдовой, хранящей верность далекой любви своей молодости, любви, по которой она будет тосковать до самого смертного часа. Она будет жить так, что ее не в чем будет упрекнуть. Она вырастит счастливой и красивой Онорину, свое дорогое дитя. На Островах ей некогда будет скучать — ведь там надо будет строить новую жизнь. Она будет Другом всем и прежде всего — детям и не изменит своему женскому предназначению, которое во все времена состоит в том, чтобы отдавать и растить.
Что же касается Рескатора… Она не может не принимать его в расчет. На несколько мгновений ей удалось выбросить из мыслей его образ, но он возвращался, неотступно преследуя ее. Пират в черной маске был слишком близко.
Несколько лет она думала о нем, как об умершем, но теперь это было невозможно. Она ощущала его присутствие рядом с собой так живо, так остро, что ясно поняла: ей нелегко будет избегнуть ловушек, из которых наиболее опасные, пожалуй, таились в ней самой. К счастью, теперь она знает, отчего этот человек, Рескатор, так воспламенил ее воображение и ее сердце. Всему виной его неуловимое сходство в поведении и манерах с тем, кого она когда-то так любила, сходство, которое чуть было не обмануло ее. Но мираж рассеялся, и она не позволит хозяину «Голдсборо» сделать ее своей игрушкой.
Анжелика погружалась в сон. «Нет никакого сходства, — повторила она про себя, засыпая, — кроме.., кроме чего?.. При следующей встрече надо будет присмотреться к Рескатору внимательнее…»
Право же, тут не только ее вина… Виновато это странное сходство и ее воспоминания.., это из-за них она, несмотря ни на что, немножко в него.., влюблена…
Глава 3
На следующий день мэтр Габриэль Берн сделал ей предложение.
Он был уже в полном сознании и, судя по всему, шел на поправку. Его левая рука висела на перевязи, однако когда он сидел, опираясь на большую подушку, набитую соломой (Абигель и Северина надергали ее из подстилки для коз и коров в соседнем трюме), вид у него снова был такой же, как обычно; здоровый цвет лица, спокойный взгляд. Он признался, что умирает от голода. Ближе к середине утра мавр, охранявший апартаменты Рескатора, по поручению своего господина принес раненому маленький серебряный котелок с превосходным, искусно приправленным пряностями рагу, а также бутылку старого вина и два хлебца с кунжутом.