— Анжела Виолеттовна, вам в любом случае имеет смысл вызвать адвоката. Наверное, стоит позвонить и родителям. Но я настоятельно советую вам рассказать, что именно случилось и как вас подставили.
Я сладенько улыбнулась и решила ещё раз пустить в ход свои женские приёмчики. Я посмотрела в глаза хмурому следователю, улыбнулась и положила руку туда, где должен был находиться его бицепс.
— Леонид Маркович, — продолжая смотреть ему в глаза, сказала я, — сейчас три часа ночи, и мы сильно устали. Пожалейте двух уставших девушек. За этот день у нас и так достаточно приключений. Давайте допрос оставим на завтра, когда рядом со мной будет адвокат. Сейчас мы поедем в домой, где отдохнём, а завтра свеженькие приедем на допрос.
Но следователь только скривился. Он стряхнул мою руку со своего предплечья и ледяным голосом ответил:
— Вы, гражданочки, поедете с нами в участок, где и останетесь до приезда ваших адвокатов, родителей и кого ещё вы там решите вызвать. У нас в отделении есть две кушетки — на них и поспите.
Вот же мерзкий тип! Может, ему вообще девушки не нравятся, а я тут разбазариваю свою щедрость. Я начала закипать.
Первое, что промелькнуло у меня в голове, и о чём я уже совсем не могла перестать думать, были консервочки.
— Тогда попросите, пожалуйста, ваших людей не трогать мои консервы и воду. И да, на это всё есть накладная. Когда вернусь, проверю!
Конечно же, у меня нет никакой накладной. Откуда она вообще могла у Жана взяться? Но меня уже понесло.
Следователь поджал губы, окинул меня тяжёлым взглядом и фыркнул. Похоже, я перегнула палку. Зря человека обидела, когда упомянула про консервы.
Хотя нет, всё верно. Сопрут и скажут, что никаких банок и не было, а потом поздно будет, ничего не докажешь. И консервочки мои расчудесные сожрут, вспоминая ту дуру, у которой они их упёрли!
— Леонид Маркович, консервных банок ровно двести пятнадцать и воды пятьдесят литровых бутылок. Завтра я приеду за ними и всё проверю.
— Анжела, да зачем им нужны эти чёртовы консервы? Они же ОПМ, их работа искать украденное, а не воровать.
Голос Алёны дрожал, то ли от холода, то ли от беспокойства.
— В первую очередь они люди, а люди способны на всё! — громко ответила я и со знанием дела посмотрела на маленький носик следователя, который раздулся от злости.
Походу, я его добила. Зато наконец-то на его лице появились хоть какие-то эмоции.
— Гражданка Филина, нам, органам правопорядка, не положено присваивать себе чужие вещи, а вот конфисковать консервы, которые вы непонятно зачем притащили на чужую яхту, мы обязаны. — отчеканил Лужкин и записал себе в блокнот число двести пятнадцать. — Мы должны проверить содержимое каждой банки на улики.
— И какие улики могут быть в консервах? Вам же просто нужен повод сожрать мои запасы! — закричала я на следователя.
Лужкин прямо расцвёл от такой реакции и заблестел, как новая монета. Урод!
— В банках запросто может быть спрятан ещё один труп. — с удовольствием сказал он.
— Да, труп гороха, блин. — фыркнула я и сложила на груди руки.
— Горох — это ваш знакомый? Так и записываю. По заявлению гражданки Филиной, в консервах спрятано тело гражданина по кличке Горох. Или это его фамилия?
Я так сильно закричала, что у меня чуть глаза из орбит не вылезли.
— Какой ещё, твою мать, гражданин Горох?!
Следователь сделал шаг назад, продолжая ну очень довольно улыбаться. Скотина.
— Ты что, вообще попух?! Распиши это обратно из своего блокнота, а консервы мои не трожь!
Я попыталась пнуть его ногой, но Алёна оттащила меня за руку. Следователь кивнул своим ребятам и нас повели к служебному кристаломобилю.
Моё лицо горело от злости, когда я шла и бурчала о своих консервах. В конце концов, я пнула ни в чём не виноватый куст и начала успокаиваться.
А подуспокоившись, заметила, что Алёна дрожит от холода, и мне стало стыдно. Я обещала ей жизнь на яхте, занавесочки, хот-доги, морячков для флирта и других нужд. А оно вот как обернулось.
Когда мы дошли до мобиля и сели в него, то ощущение реальности стало совсем вязким, холодным и серым. Я посмотрела на всё ещё перепуганную Алёну. Девушку сильно трясло, мне тоже было страшно. Мы с Алёной прижались друг к дружке, стараясь то ли спрятаться, то ли успокоиться. Чем больше я согревалась в объятьях подруги, тем сильней клонило в сон.