Конечно, сын лукавил, поддразнивал ее, но она отвечала серьезно:
– Не напоминай мне об этом человеке. Да, он был моим первым мужчиной, он распахнул передо мной дверь в мир телесной любви. Я была зеленой заносчивой девчонкой, он лишил меня девственности, а вместе с девственностью исчезла и некоторая доля глупости. Но Боже! Я расплатилась с ним годами несвободы! Столько лет я думала о нем, искала его, любила его! Даже когда я заводила любовников, я прежде всего сознавала, что изменяю ему! В конце концов птица в неволе может или умереть, или вырваться из клетки! Я предпочла второе!..
Константин слушал мать, покуривая трубку.
– Ты великолепна, матушка, но мне бы не хотелось, чтобы моя жена оказалась похожа на тебя, – произнес он наконец.
– Ничего подобного не случится! – парировала мать. – Я не только великолепна, я – единственна!..
В окошко заглядывала вечерняя тьма, ветер звучал тихим пением.
– Как рано темнеет в этих северных краях, – мадам Аделаида поежилась.
– Да…
Голоса матери и сына вновь сделались меланхоличными. Мадам Аделаида зевнула.
– Завтра опять рано вставать, – бросил Константин. Они поговорили о делах, которые предстояло сделать на следующий день.
– Пожалуй, Петр приедет не раньше чем через месяц, – сказала Аделаида.
– Ко мне царь никогда не приезжает без предупреждения, – отозвался сын с гордостью. – Царь знает, что ему нет необходимости заставать меня врасплох! Когда бы он ни прибыл, он застанет здесь одно лишь исполнение своих приказов! Но почему ты полагаешь, мама, что Петр приедет не раньше, чем спустя месяц?
– Вот вопрос мужчины! – Мадам Аделаида покачала головой. – Ты совсем забыл о том, что молодая царица ожидает ребенка! Должно быть, роды уже произошли или произойдут со дня на день. Петр с нетерпением ждет рождения сына от любимой женщины. Если все пройдет благополучно, как я надеюсь, то последует череда праздников. Затем царь несомненно посетит именно те участки строительства новой столицы, которые управляются людьми, куда менее честными и исполнительными, чем ты, мой мальчик!..
– А я так думаю, что государь, обрадованный рождением наследника, прежде всего посетит нас, меня и тебя, мама! Ведь он приезжал уже три раза! И я знаю, зачем! Царь хочет, чтобы ты вернулась в Москву.
– Да он сам и весь двор с ним, все скоро переедут в новую столицу!
Даже если это произойдет через полгода, Петр и его придворные и сподвижники очутятся всего лишь в недостроенном, продуваемом всеми ветрами городе. Нет, только через год, а то и через полтора года здесь возможно будет жить более или менее прилично. Поверь мне, Петр снова приедет звать тебя в Москву.
– Но мне вовсе не хочется возвращаться в московский дом! Печальные воспоминания, которые не оставляют меня и здесь, там набросятся на меня с удвоенной силой и будут терзать мое сознание, как собаки терзают загнанного оленя! Нет, я не могу вернуться в Москву!..
На этот раз Константин ничего не сказал. Они обменялись еще несколькими незначащими репликами, после чего разошлись по своим спальным комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи…
Однако начавшаяся ночь явно не обещала Аделаиде-Анжелике спокойствия. Молчаливая служанка-финка поспешно убрала грелку с углями, которой нагревала постель госпожи; затем быстро раздела мадам Аделаиду, распустила ее пышные волосы по плечам и спине, надела на нее ночную сорочку.
– Ступай, Трина, – коротко приказала госпожа. И девушка поспешно выскользнула за дверь.
Оставшись в одиночестве, Аделаида-Анжелика присела на край постели, задумчиво вертя красивыми пальцами серебряный колпачок, предназначенный для тушения свечей. Две свечи горели достаточно ярко в серебряном подсвечнике. Она отложила серебряный колпачок на мозаичный столик и решилась приблизиться к зеркалу. Из глубины стекла выплыла зрелая красавица; она, казалось, навеки застыла в обаянии пышной осенней прелести… Анжелика зажмурилась…
«Нет, нет, нет! Не могу видеть себя. Это ужасно! Это ужасно: быть женщиной, женщиной, словно бы лишенной возраста!.. Что может быть страшнее, чем вечная осень! Уж лучше зима. Что же делать, что делать? Наверное, надо перестать употреблять пудру, духи, всевозможные протирания и снадобья для освежения кожи. Лучше вовремя пришедшая зима, чем вечная осень! Явлюсь перед всеми старухой с некрашенными седыми космами. Пусть морщины станут видимы всем, всем!..»
Она с досадой отошла от зеркала. Она сама не верила, что сможет отказаться от косметических средств, лишающих женщину возраста, заставляющих ее замереть в состоянии зрелой прелести…
Анжелика загасила свечи и легла. Но сон не шел, не смежал усталые глаза. Мысли по-прежнему лихорадочно метались в мозгу…
«Я смешна, смешна! – повторяла Анжелика про себя и ощущала, как горят ее щеки. – Кто я? Добрая тетушка, которая всем помогает, вмешивается в чужие дела, дает добрые полезные советы… – Она выпростала руки и вытянула их поверх одеяла. – До чего я дошла! Как низко я пала! Петр взял меня не потому что я женщина, а только лишь для того, чтобы научиться любви! И я отдалась ему, как развратница, которая в публичном доме учит любви юношу, а потом его отец платит ей! Я никому не нужна! Смешная, раскрашенная старуха! Да, старуха! И если бы я умела играть роль матери семейства! Но ведь у меня нет семьи, да и никогда не было, в сущности! Ольга-Онорина, Константин-Кантор… Разве я мать им? Нет, скорее тетка, старшая подруга… Я могу выручить из беды, но я знаю, что я комична в роли благородной матери… Кто я? Как мне найти свое место в жизни? Где ты, девчонка Анжелика, где та, что хотела поскорее сделаться взрослой женщиной?.. О, как я была глупа! И почему только не умела я наслаждаться юностью? А, впрочем, кто из живущих на земле людей умеет насладиться своей юностью, как должно? Никто!..»
Анжелика-Аделаида порывисто вскочила с постели. Нащупав трутницу, она зажгла свечи. Теперь движения ее сделались быстрыми и уверенными. Она распахнула дверцы маленького шкапчика, вынула крохотный бархатный футлярчик, раскрыла его… В пальцах блеснуло кольцо с красным камешком. Она откинула камешек, словно крышечку, высыпала какой-то порошок в стакан, налила воду из графина, взболтала мутную жидкость… Со стороны могло показаться, будто она твердо решилась… Не могло быть сомнений – она подмешала в воду яд!..
Анжелика схватилась за стакан, как хватается одержимый страшной жаждой за сосуд, содержащий освежающий напиток. Вот сейчас она залпом выпьет отравленную воду и все будет кончено, жизнь прервется навеки. Она уже никогда больше не будет смешной и нелепой, но не будет и счастливой. Она не будет никакой, ее просто-напросто не будет вообще, она исчезнет… Вдруг Анжелика удивилась тому, что не думает о загробном существовании, о рае и аде… Она стояла, держа стакан… Вот сейчас она выпьет смертоносную жидкость, осушит стакан, выпьет все до последней капли!.. Но что-то – она сама не знала, что же именно! – заставляло ее медлить!.. По-прежнему держа в руке стакан, она вновь присела на постель… Мысли куда-то улетучились, будто каким-то ветром выдуло их из головы… Анжелика перестала чувствовать свое тело… Время прекратило свой быстрый путь вперед и вперед, время замерло… Миновало несколько часов, затем еще несколько часов… Анжелика сидела на постели, готовясь выпить яд, но почему-то не пила…
Она опомнилась внезапно. Босые ноги совсем замерзли, ее била дрожь. Дрожала рука, держащая стакан…
Анжелика подошла к окну, раскрыла, распахнула окно настежь, впустила в спальню промозглый туман. Вылила за окно воду из стакана, ополоснула его чистой водой из графина… Постояла у раскрытого окна, глубоко дыша, наполняя легкие сыростью предутреннего воздуха. Затем плотно прикрыла окно, поставила пустой стакан на столик рядом с графином, пробежала босыми ногами по деревянным половицам, бросилась в постель, закуталась в одеяло и провалилась в глубокий сон без сновидений.