В первой комнате испанской половины дворца стену украшал чудесный гобелен «Житие апостола Павла», а французской половины — расшитый золотом и серебром гобелен «Житие Иоанна Крестителя».
Во второй испанской комнате развесили полотна с поэтическими аллегориями и историями об античных героях, более или менее угодных богам, о деяниях которых можно слушать вечно: Икар, Ахилл, Орфей, Андромеда… На той же стороне, в третьей комнате, посетители в немом восхищении застывали перед привезенными из Португалии пятью чудесными и удивительными золотыми гобеленами на один сюжет «Сфера или глобус».
В зеркально расположенных французских комнатах на стенах красовались полотна, воспевающие радости Природы. В первой — семь сюжетов на тему «Времена года», выполненных из золота и шелка. Во второй — расшитые различными оттенками золотой и шелковой нити гобелены, изображающие «Кустарники и цветы». Можно было бесконечно предаваться созерцанию этих совершенных по красоте полотен.
Что до зала переговоров, общего для двух монархов, где должно будет состояться подписание мирного договора и обмен клятвами, то он отличался особой изысканностью цветов, тканей и всевозможных видов орнамента. Четыре пары гобеленов из золота, серебра и шелка на тему «Апокалипсиса» усладят взоры испанского монарха и инфанты.
Французы же выбрали более разнообразные сюжеты, отдав, впрочем, предпочтение «Метаморфозам» Овидия[84].
На полу границу двух королевств отмечали кромки очень дорогих ковров: персидских — на испанской половине, турецких — на французской. Выполненные из темно-красного бархата, который пересекали золотые полосы позумента, они создавали впечатление выложенного плиткой пола.
Мессир де Мере[85], человек обширных знаний, принялся разъяснять друзьям тонкие эротические аллюзии, скрытые под вполне невинными образами стихов римского поэта Овидия, друга Вергилия[86]. Его слушали с неподдельным интересом, но вскоре пришлось прерваться из-за того, что рабочие стали вносить столы. Их расставили друг напротив друга вдоль образованной кромками ковров линии, разделяющей комнату воображаемой границей на две равные части. Они дополнили довольно строгую меблировку, состоящую из кресел, табуретов и гобеленов. Сюда же внесли два письменных прибора в железных оправах с золотыми замками, которые накануне так восхитили Мадемуазель.
Вернувшись в украшенную витражами галерею, вся компания еще раз искренне поздравила и поблагодарила обер-гофмаршала испанского короля. Забота и вкус, с которыми была выполнена внутренняя отделка дворца, так восхитили их, что они не могли удержаться от восторженных возгласов. Короли и свита непременно будут довольны.
Великолепие цветов и оттенков ласкало взор, роскошь использованных материалов убеждала в богатстве обоих королевств. Разнообразие выбранных тем деликатно рассказывало об особенностях характера французского и испанского народов. При этом сюжеты не повторялись ни в одной из комнат. Единственное сходство — кроме Анжелики, его никто не заметил — можно было обнаружить в маленьких кабинетах, устроенных в углах зала переговоров, куда по коридорчикам, украшенным историей «Ромула и Рема» с испанской стороны, и «Знаменитыми матронами» с французской, удалятся министры со своими писарями, чтобы привести в порядок, проверить и подготовить многочисленные статьи договора, который, оставшись в самый ответственный момент наедине со своим государем, они и предложат ему на подпись.
Итак, в секретных кабинетах, где будут решаться судьбы королевств, сюжеты гобеленов были одинаковые, хотя и выполнены разными мастерами. Это были «Страсти Христовы».
Казалось, все тот же тонкий, вдохновенный разум решил, что не стоит использовать мирские темы в подобном месте, дабы в решающий миг ничто не отвлекало двух доселе враждующих монархов, примиряющихся в этот день под сенью креста — символа их общей католической веры.
У края рощи четыре лошади-тяжеловоза жевали овес под присмотром крепких здоровяков кучеров.
Для того чтобы доставить в Сен-Жан-де-Люз шторы, гобелены, тяжелые рулоны шелка и шерсти с золотым и серебряным плетением, несколько месяцев назад на мануфактуры отправились повозки, запряженные лошадьми из породы булонских тяжеловозов, выведенных для того, чтобы изо дня в день перевозить от побережья на парижские рынки свежую морскую рыбу.
84
Римский поэт Овидий в I в. до н. э. в своих «Метаморфозах» попытался собрать все мифы о превращениях, которые он знал (превращение богов и человека в дерево, реку, животное и наоборот).
85
Вероятно, Антуан Гомбо, шевалье де Мере (1607–1684), писатель-моралист, придворный, азартный игрок, друг Паскаля. Есть мнение, что именно Мере подтолкнул Паскаля к созданию теории вероятностей на основе азартных игр.
86
Вергилий Марон Публий (70–19 до н. э.) — один из наиболее значительных древнеримских поэтов.