Телега остановилась у кафедры.
Шут Бавотан наклонился, вынул что-то из телеги, затем уселся посреди кафедры и пристроил это нечто к себе на колени.
— Боже мой! — выдохнула Анжелика.
Она увидела Великого Кесаря.
Это было существо с чудовищным торсом, который оканчивался хилыми, словно у двухлетнего ребенка, белыми ножками. Мощная голова обросла черными косматыми волосами и была обмотана грязной тряпкой, закрывавшей сочащуюся язву. Глубоко посаженные глаза холодно поблескивали из-под кустистых бровей. У него были пышные усы с лихо закрученными кончиками.
— Хе-хе! — усмехнулся Баркароль, наслаждаясь изумлением Анжелики. — Скоро, девчонка, ты поймешь, что у нас маленькие верховодят большими. Как думаешь, кто станет Великим Кесарем, когда подохнет Коротышка Ролен?
И он прошептал ей на ухо:
— Деревянный Зад!
И он покачал не по росту огромной головой:
— Это закон природы. Чтобы править нищими, нужны мозги. А чаще всего их как раз у длинноногих-то и недостает. Ты что на это скажешь, Легкая Нога?
Тот, кого карлик назвал Легкая Нога, улыбнулся. Он только что присел на краешек могильной плиты, прижав руку к груди так, словно у него болело сердце. Это был еще совсем юноша, приятный с виду. Он с одышкой произнес:
— Ты прав, Баркароль. Лучше голова на плечах, чем ноги. Потому что если ноги откажут, то у тебя больше ничего не останется.
Анжелика удивленно посмотрела на ноги молодого человека, длинные и мускулистые.
Он грустно улыбнулся.
— Ноги-то при мне, но они меня почти не слушаются. Я был скороходом мессира де Ля Саблиера; как-то раз я пробежал за день двадцать лье, и сердце не выдержало. С тех пор еле хожу.
— Не можешь ходить, потому что слишком много бегал! — крикнул карлик и подпрыгнул. — Ху-ху-ху! Вот так потеха!
— Заткни глотку, Барко, — проворчал кто-то. — Ты уже достал.
Чья-то крепкая рука схватила карлика за шиворот и отшвырнула на груду костей.
— Этот урод всем надоел. Согласна, красотка?
Человек, так грубо вмешавшийся в разговор, нагнулся к Анжелике. Молодая женщина успела порядком устать от омерзительного вида окружавших ее калек и нищих, поэтому его красота принесла ей даже какое-то облегчение. Она не могла как следует разглядеть лицо мужчины, скрытое в тени широкополой войлочной шляпы с облезлым пером. Но правильные черты, большие глаза и красивый рот не ускользнули от ее внимания. Мужчина был молод, в полном расцвете сил. Смуглая рука лежала на рукояти заткнутого за ремень кинжала.
— Ты чья, красотка? — ласково спросил он, и ей послышался в его голосе чуть заметный иностранный акцент.
Она промолчала и высокомерно отвернулась, глядя прямо перед собой.
На ступенях перед Великим Кесарем лежал тот самый медный таз, в который совсем недавно барабанил мальчишка из его свиты.
Подданные Короля по очереди подходили и бросали в таз дань.
Налог каждого зависел от его «специальности». Карлик, снова пристроившийся рядом с Анжеликой, вполголоса называл ей род занятий каждого из нищих, умело пользовавшихся милосердием добрых людей со времен основания Парижа. Баркароль показал на прилично одетых «попрошаек», которые, скорчив стыдливую мину, подходили к прохожим с жалостной байкой о том, что раньше они были уважаемыми людьми, но во время войны их дома сожгли, а имущество разграбили. «Торгаши» выдавали себя за торговцев, разоренных разбойниками, а «обращенные» признавались, что они протестанты, но по милости Божьей обрели свет истинной веры и собираются перейти в католичество. «Обретя» истинную веру в одном приходе, они отправлялись в другой. Так переходили они от одного прихода к другому, в каждом «обретая» истинную веру.
«Бродячие солдаты» и «пересмешники», бывшие вояки, выбивали из перепуганных горожан подаяние, угрожая им шпагой, а «сиротки», маленькие дети, хватали прохожих за руки и плакали от голода, пытаясь тронуть добрые сердца.
И весь этот сброд подчинялся Великому Кесарю и уважал его за то, что он умел поддерживать порядок между соперничающими бандами.
В таз падал дождь су, экю, а иногда попадалась и золотая монета.
Между тем смуглый мужчина не сводил с Анжелики глаз. Он шагнул к ней и дотронулся до ее плеча. А когда она отпрянула, быстро проговорил:
— Я — Родогон-Египтянин. В Париже четыре тысячи моих людей. Все цыгане, которые приезжают в столицу, платят мне налог, и черноволосые гадалки, что читают будущее по линиям на ладони, — тоже. Ты хочешь быть одной из моих подруг?