Однако в тот вечер трое мужчин, стороживших свои баржи, которые только что разожгли костер, поняли, что в их интересах не искать ссоры. По знаку хозяина поднялся молоденький лодочник. Анжелика со своими зловещими сопровождающими уселась в его посудину.
Лодка прошла под аркой Нового моста, возле моста Нотр-Дам и причалила к набережной Жевр.
– Тебе повезло, малыш, – сказал Крысолов юному лодочнику, – тебя не только благодарят, но и отпускают в целости и сохранности. Только одолжи нам свой фонарь. Мы вернем, когда вспомним…
Недавно сооруженная набережная Жевр с ее огромной каменной дугой представляла собой плод титанической работы мысли и резца.
Оказавшись под ее сводами, Анжелика услышала напоминающий мощный голос океана рев скованной гранитом реки. Картину дополнял подобный отдаленным раскатам грома грохот карет по мостовой. Казалось, эта холодная сырая уединенная пещера в сердце Парижа специально создана, чтобы служить укрытием для всех городских преступников.
Бандиты проникли в самую дальнюю ее часть. Три-четыре темных прохода, служившие стоками для расположенных на улице Вьей-Лантерн мясных лавок, изрыгали кровавые волны. Через них надо было перепрыгивать. Дальше пришлось идти узкими и зловонными коридорами, по лестницам, скрытым между домами, и топким берегам, где ноги по колено увязали в иле.
Когда бандиты снова вынырнули на поверхность, стояла кромешная тьма, так что Анжелика не могла бы сказать, где она находится. Очевидно, это была какая-то маленькая площадь с фонтаном в центре, потому что слышался плеск воды.
Внезапно совсем рядом раздался голос Никола:
– Это вы, ребята? Девушка с вами?
Один из «весельчаков» направил фонарь на Анжелику:
– Вот она.
Она различила высокий силуэт и жуткое лицо бандита Каламбредена. Даже зная, что это Никола, она не могла побороть панический страх, вызываемый в ней его видом.
Главарь шайки ладонью отвел фонарь от лица Анжелики:
– Совсем, что ли, обалдел со своей коптилкой! «Мусью» теперь для прогулок свет понадобился?
– Что-то у нас не было желания свалиться в воду под набережной Жевр, – возразил тот.
– Ничего не бойся, радость моя, ты же знаешь, что это я, – усмехнулся Каламбреден и подтолкнул Анжелику под навес какого-то крыльца.
– Ты, Снегирь, перейди на другую сторону улицы и встань за каменной тумбой, – распорядился он. – Ты, Мартин, останься со мной. Ты, Гобер, встань в проулке. Другие пусть следят за перекрестками. Ты на месте, Барко?
– Я всегда на месте, – словно с небес, ответил карлик, вскарабкавшийся на вывеску какой-то лавки.
Из-под козырька подъезда, где она стояла с Никола, Анжелика видела всю узкую улочку. Несколько фонарей, укрепленных на стенах наиболее зажиточных домов, проливали свой слабый свет, в котором, точно печальная змея, поблескивала заваленная отбросами центральная сточная канавка.
Двери лавчонок ремесленников были наглухо закрыты. Обитатели улочки укладывались в постели, иногда за окнами можно было различить движение круглого пламени свечи.
Какая-то женщина распахнула окно, чтобы выплеснуть на улицу ведро нечистот. Слышно было, как она пугает плачущего ребенка, обещая позвать Страшного Монаха. Так в те времена звали Буку, бородатого монаха, который, как рассказывали, ходил по домам с мешком за спиной и забирал плохих детей.
– Я тебе покажу Страшного Монаха! – проворчал Никола. И тихим напряженным голосом добавил: – Сегодня заплачу за твое приданое, Анжелика! Вот как это делается у нищих. Чтобы заполучить свою красотку, мужчина платит за нее как за вещь, которой хочет обладать.
– Но это единственная вещь, которую мы покупаем, – хмыкнул один из головорезов.
Главарь выругался, и тот умолк. Услышав шаги, бандиты затихли, вынули из ножен оружие и замерли в ожидании. Какой человек пробирался по улице, то и дело перескакивая с одной мостовой на другую, чтобы не замарать в зловонных лужах украшенных бантами башмаков на высоких каблуках.
– Не он, – прошептал Никола Каламбреден.
Звякнуло оружие, которое его товарищи вставляли в ножны. Услышав пугающий звук, прохожий вздрогнул, различил смутные силуэты под козырьком подъезда и бросился бежать, завывая:
– Воры! На помощь! Раздевают! Убивают!
– Придурок! – сквозь зубы процедил с противоположной стороны улицы весельчак Снегирь. – Вот так раз в жизни спокойно пропустишь клиента, даже не сняв с него накидки, а он орет во всю глотку, как осел. Прямо противно!
Легкий посвист, донесшийся с дальнего конца улицы, заставил его умолкнуть.