«Это же не воровство, – успокоила себя Анжелика, – просто надо предотвратить преступление».
Она уже знала, где спрячет свою добычу. Четыре башенки, которые итальянский зодчий возвел по углам изящного замка дю Плесси, служили лишь украшением, но у них, на манер старинных крепостей, тоже были миниатюрные бойницы и машикули. Внутри башенки были полые, и в каждой имелось крохотное слуховое окошко.
Анжелика засунула ларец в ближайшую к ней башенку. Кому придет в голову искать его там!
Затем она ловко проскользнула вдоль стены замка и спрыгнула на землю. И только тут почувствовала, как заледенели ее босые ноги.
Она надела свои потрепанные туфли и вернулась в замок.
В парке уже не было ни души. Видимо, темная и сырая ночь всех загнала в дом.
Едва Анжелика вошла в прихожую, как у нее в носу защекотало от аппетитнейших запахов всевозможных яств. Мимо нее вереницей шествовали мальчики в ливреях, и каждый с важным видом нес в руках огромное серебряное блюдо. Перед Анжеликой проплыли фазаны и бекасы, украшенные собственными перьями, молочный поросенок, словно невеста с венком из цветов, великолепное филе косули в обрамлении артишоков и укропа.
Стук фаянсовых тарелок и звон хрусталя доносился из зал и галерей, где гости уже расселись за красиво расставленными столами, покрытыми кружевными скатертями. За каждым из столов собралось человек по десять.
Анжелика остановилась на пороге самой большой залы и увидела принца Конде в окружении маркизы дю Плесси, герцогини де Бофор и графини де Ришвиль. Кроме них, трапезу принца разделяли маркиз дю Плесси с сыном и несколько дам и молодых сеньоров. Грубая коричневая сутана монаха Экзили казалась неуместной в этом море кружев, лент и роскошных материй, расшитых золотом и серебром. Будь здесь барон де Сансе, его костюм тоже выглядел бы по-монашески суровым. Но сколько Анжелика ни вглядывалась, отца она не видела нигде.
Один из пажей, проходя мимо Анжелики с кувшином из позолоченного серебра, узнал ее. Это был тот самый юнец, который грубо высмеял ее, когда она сказала, что умеет танцевать бурре.
– О, вот и наша баронесса Унылого платья! – язвительно заметил он. – Что вы желаете выпить, Нанон? Сидру или кружку доброй простокваши?
Анжелика, пробираясь к столу принца, на ходу быстро показала дерзкому пажу язык, отчего тот немного опешил.
– Боже, кто это к нам идет? – воскликнула герцогиня де Бофор.
Маркиза дю Плесси обернулась, увидела Анжелику и опять поспешила призвать на помощь своего сына:
– Филипп! Филипп! Будьте так милы, дружок, проводите вашу кузину де Сансе к столу фрейлин.
Молодой человек угрюмо покосился на Анжелику – Вот табурет, – указал он ей на свободное место рядом с собой.
– Да не сюда, не сюда, Филипп. Ведь вы оставили это место для мадемуазель де Санли.
Мадемуазель де Санли могла бы поторопиться.
– Когда пожалует сюда, то увидит, что ей нашлась замена… и недурная, – насмешливо ответил Филипп.
Сидящие за столом засмеялись.
Анжелика все же села. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Она не решалась спросить, где ее отец, у нее кружилась голова от ослепительной игры света на брильянтах всех этих дам, на гранях бокалов, графинов, на столовом серебре. Словно бросая всем вызов, она сидела очень прямо, откинув назад голову с тяжелой шапкой золотых волос. Ей показалось, что некоторые сеньоры поглядывают на нее с интересом. Сидевший почти напротив принц Конде внимательно и нагло посмотрел на нее глазами хищной птицы.
– Черт побери, что за странные у вас родственники, маркиз! Кто эта дикая серая утка? – обратился он к дю Плесси.
– Наша юная провинциальная кузина, ваше высочество. Ах, можете меня пожалеть: даже нынче вечером, вместо того чтобы слушать музыкантов и очаровательную беседу наших дам, я битых два часа выдерживал натиск барона, ее отца, до сих пор меня преследует запах, который исходит у него изо рта. Поистине к нему можно было бы отнести слов нашего поэта циника Аржантея:
Я скажу без обмана, что смрад мертвеца И зловонье клозета не столь велики.
Все вокруг услужливо захихикали.
– Знаете, чего он от меня требовал? – продолжал маркиз, жеманно смахивая с век слезинку, набежавшую от смеха. – Держу пари, ни за что не угадаете! Я, видите ли, должен добиться, чтобы его освободили от налогов на каких-то там его мулов и на производство – одно слово чего стоит! – на производство свинца, который, по его утверждению, лежит прямо в слитках под грядками баронского огорода. Таких глупостей мне еще не приходилось слышать!
– Пропади они пропадом, все эти голодранцы! – проворчал принц. – Своими деревенскими повадками они позорят наши вербы.
Дамы давились от смеха.
– А вы видели, какое у него перо на шляпе?
– А башмаки? На каблуках солома налипла.
У Анжелики так сильно колотилось сердце, что, казалось ей, сидящий рядом Филипп должен был слышать его удары. Она бросила на него взгляд и встретилась с холодными голубыми глазами этого красавчика. Он смотрел на нее как-то странно.
«Я не могу допустить, чтобы так оскорбляли моего отца», – подумала Анжелика.
Наверно, она сильно побледнела. Она вспомнила, как несколько часов назад залилась краской графиня де Ришвиль, когда она, Анжелика, среди воцарившегося вдруг молчания бросила ей в лицо дерзкую реплику. Значит, есть что-то, чего боятся эти наглые люди…
И «кузина де Сансе» глубоко вздохнула, собираясь с духом.
– Может, мы и голодранцы, – сказала она очень громко, четко выговаривая каждое слово, – но зато мы не замышляем отравить короля!
Как и в тот раз, смех застыл на губах гостей, наступило тягостное молчание, так что сидевшие за соседними столами тоже почувствовали, что произошло что-то неладное. Разговоры стихли, оживление спало, и все устремили свои взоры на принца Конде.
– Кто… кто… кто? – заикаясь, начал маркиз дю Плесси, но так и не закончил фразы.
– Какие странные слова, – проговорил наконец принц, с трудом сдерживая себя. – Эта юная особа не умеет вести себя в обществе. Она все еще живет сказками своей кормилицы…
«Сейчас он посмеется надо мной, меня прогонят из-за стола и вдобавок пообещают выпороть», – в ужасе подумала Анжелика.
– Мне сказали, что синьор Экзили самый большой знаток в ядах во всем королевстве, – сказала она, наклонив голову и глядя в конец стола.
Новый камень, брошенный в воду, вызвал настоящую бурю. Испуганный шепот пробежал по зале.
– О, в эту девчонку вселился сам дьявол! – воскликнула маркиза дю Плесси, в ярости кусая свой кружевной платочек. – Она уже вторично позорит меня! Сначала сидит, как кукла со стеклянными глазами, а потом вдруг раскрывает рот и изрекает чудовищные вещи!
– Чудовищные? Чем же они чудовищны? – мягко возразил принц, не сводя с Анжелики глаз. – Будь они правдой, тогда они были бы чудовищны. Но ведь это всего-навсего пустые выдумки маленькой девочки, которая не умеет молчать.
– Когда мне захочется, тогда я замолчу, – бросила в ответ Анжелика.
– А когда вам захочется, мадемуазель?
– Когда вы перестанете оскорблять моего отца и согласитесь предоставить ему те ничтожные льготы, о которых он просит.
Лицо принца Конде вдруг стало мрачнее тучи. Дело принимало явно скандальный оборот. Толпившиеся в глубине галереи люди встали на стулья, чтобы лучше видеть.
– Черт побери!.. Черт побери!.. – Принц задыхался. Он вдруг вскочил и, вытянув вперед руку, словно бросая свои войска в атаку на испанские укрепления, прогремел:
– Следуйте за мной!
«Сейчас он меня убьет», – подумала Анжелика. И грозный вид этого высокого сеньора, который был чуть ли не вдвое выше ее, заставил ее вздрогнуть от страха, к которому примешивалась непонятная радость.
Однако она пошла за ним, маленькая серая уточка за огромным ястребом, украшенным бантами.