Анн-Мари Нуво
Анжелика в России
«…САМАЯ ПОТРЯСАЮЩАЯ МИСТИФИКАЦИЯ СО ВРЕМЕНИ «СКАРЛЕТТ» А. РИПЛИ. РОМАН НАСТОЛЬКО ИЗЯЩНО СТИЛИЗОВАН И БЕЗУСЛОВНО ТАЛАНТЛИВ, ЧТО СОМНЕНИЯ В ЕГО ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ПЕРУ ВЕЛИКИХ РОМАНИСТОВ КАЖУТСЯ БЕЗОСНОВАТЕЛЬНЫМИ ПОСЛЕ ПЕРВЫХ ЖЕ СТРАНИЦ…»
…à S. avec espoir
et amour…
Глава 1
— Скажите мне, мой верный де Помпон, скажите мне, вашему королю, так же откровенно, как если б вы были на исповеди…
— О, сир! Разумеется, — пробормотал министр иностранных дел, несколько озадаченный подобным приемом.
Около трех часов пополудни король Людовик XIV обычно совещался с министрами. На этот раз перед тем, как отправиться переодеваться для вечернего приема, он принял министра иностранных дел маркиза де Помпона. Но первый вопрос, заданный королем министру, касался отнюдь не внешней политики.
— Скажите же мне, маркиз, вы должны знать, вы человек светский… Этот… этот несносный господин де Монтеспан… Он все еще считает меня виновником всех своих бед? Все еще обвиняет?..
Маркиз де Помпон, будучи действительно человеком светским, героем салонов, пригорюнившись, покивал головой, хотя и давился от смеха.
— Но ведь я распорядился выпустить его из Бастилии!..
— Увы, ваше величество! Люди так мало ценят доброту…
Маркиз де Монтеспан, муж королевской фаворитки, был человеком знатным, но небогатым, последнее время он не вылезал из долгов, тем не менее он не пожелал уступать свою законную супругу его величеству королю ни за какие подачки, ни за какие титулы. Напрасно обласканная королем маркиза умоляла мужа покинуть Версаль и не мешать ее счастью. Де Монтеспан оскорбился, он устраивал королю Людовику сцены ревности, открыто жаловался на короля придворным, вламывался в комнаты жены в самые неподходящие минуты и даже грозился забрать детей, прижитых ветреной супругой от короля, но по закону принадлежавших законному мужу, маркизу де Монтеспан. Рогатого маркиза упрятали в Бастилию. Но история вышла слишком скандальной, и ревнивца выпустили из тюрьмы, принудив убраться в свое поместье, расположенное неподалеку от франко-испанской границы.
— Я потому это спрашиваю, любезный де Помпон, что люди из вашего ведомства перехватили письмо этого безумца к ее величеству, нашей супруге, отправленное с испанской границы…
— Буду откровенен, ваше величество, — решительно сказал де Помпон. — Далеко не все люди из окружения вашего величества так преданы вашему величеству, как привыкли об этом говорить…
— Я знаю это, господин министр, — вздохнул король. — Я прошел хорошую жизненную школу, поверьте… Итак, я вас слушаю. Этот господин де Монтеспан… Он…
— О, сир! Приехав к себе в поместье, он устроил похороны собственной жены…
— Черт возьми! Но ведь Франсуаза жива! — воскликнул король. — Она здесь!
— И тем не менее маркиз де Монтеспан устроил похороны собственной жены, — повторил министр иностранных дел. — Он собрал родных, друзей, слуг, всех, кто хотел и мог собраться, и объявил им, что мадам де Монтеспан скончалась. На следующий день во дворе замка устроили траурное шествие. Несколько человек несли гроб, обтянутый черной материей…
— Надеюсь, пустой?
— Пустой, ваше величество. За гробом шли маркиз и двое его детей. Церковные служки несли свечи, пели. Не знаю уж, как он их подкупил… Когда подошли к часовне, маркиз приказал раскрыть двери настежь и восклицал: «Мои рога слишком велики, чтобы пройти с ними через узкий проход»…
— Жалкий шут! — вырвалось у короля.
— Безусловно, сир! Гроб опустили в землю, закопали, а на надгробном камне высекли имя… э-э… маркизы де Монтеспан.
— Это сумасшедший, способный на экстравагантные выходки, — сухо сказал король. — Я не хотел бы видеть его в Париже, тем более здесь. Мною будут даны соответствующие распоряжения полиции, а вы проконтролируйте это по вашим каналам.
— Слушаюсь, сир!
— А теперь вернемся к нашей внешней политике.
Весна была ранней. Король, обожавший свежий воздух, велел распахнуть все окна во дворце. По залам гуляли сквозняки. Тяжелые бархатные портьеры шевелились, как будто за ними кто-то прятался. И это, действительно, было так: невысокий, бледнолицый человек, скромно одетый и весь какой-то блеклый и незаметный, внимательно прислушивался к разговору короля с министром иностранных дел, прячась за портьерой, отгораживающей светлый, продуваемый весенними ветерками зал от ниши, за которой высокие, резные, двустворчатые двери вели в один из боковых полутемных коридоров. Иногда портьера медленно, словно нехотя, подавалась под давлением свежего воздуха, и тогда в узкий просвет неприметному человечку были видны стоявшие у раскрытого окна король и министр. Коричневый костюм короля на фоне окна казался черным. Гордый профиль в последнее время, после того, как королю вырвали несколько верхних зубов, приобрел хищное выражение: верхняя губа казалась старчески мягкой, а нос загибался к острому подбородку.