— Что делать-то?
— Ну… пусть полежит, — развел руками Яковлев и добавил с досадой. — Связанная…
Анжелика, выспавшись в телеге с сеном, почувствовала неудобство. Но казаки, ходившие мимо по своим делам, не обращали на нее внимания. Телега стояла на взгорке среди таких же телег и нескольких шатров. Впереди, в сторону моря, из-за тумана проглядывало бескрайнее пространство камыша. Туман медленно рассеивался и вскоре посреди камыша стали видны две широкие приземистые каменные постройки — башни, построенные по обеим сторонам невидимой из-за камыша речки Каланчи, чем больше расползался туман, тем яснее виднелись башни, а далеко за ними уже проглядывали далекие очертания города Азова. Справа и слева полуголые казаки рыли землю, готовили площадку для осадных орудий. Артиллерийский транспорт еще не подошел.
Днем, далеко обогнав медленно ползущий обоз, прибежал Гришка:
— Корнила Яковлевич! Сбежала маркиза заморская… Не углядел…
Корнила Яковлевич не спешил рассказать выростку, что Анжелика объявилась, наоборот, дотошно расспрашивал:
— Когда ж это было? А ты куда ж смотрел?
Узнав, что Гришка сначала сам пошел купаться, а потом Анжелику одну к Дону отпустил, дал ему затрещину:
— Благодари бога, что в года ты, щенок, не вошел. Убить бы тебя за такое ротозейство…
Гришка молчал, как в воду опущенный.
— Ладно, — смилостивился Корнила Яковлев. — Иди, стереги. Вон она на телеге лежит.
— Как же она тут очутилась? — изумился выросток.
— Нашлась, — коротко ответил грозный старшина.
Гришка подошел к телеге, сел напротив и стал смотреть на Анжелику, всем видом своим демонстрируя ненависть и презрение. Смотрел неотрывно, и это стало надоедать Анжелике; извиваясь, она отвернулась и даже перевернулась на другой бок. Теперь ее глазам открылись шатры атамана и старшины, она стала невольной свидетельницей, как они готовят и обсуждают планы осады. Походный атаман Михайло Самаренин обычно сидел, уставившись в землю, и молчал, а вокруг спорили помощники, потом какая-то мысль вдруг приходила походному атаману в голову, он хлопал ладонью по колену, все замолкали, и Самаренин начинал тихо и неторопливо распоряжаться, после чего весь лагерь приходил в движение.
И сейчас Самаренин сидел глубоко задумавшись, а старшины и есаулы оживленно обменивались мнениями.
— Ну, что делать? В осаду их брать?
— Так мы тут до Покрова провозимся…
— Русских надо ждать, пусть они в траншеях сидят…
— Ну, пока они придут…
— Заявится Хитрово, опять выдумывать начнет…
Русские войска несколько раз приходили на Дон и вместе с казаками воевали против турок и татар, и всякий раз во главе их ставили воевод Хитрово, один раз Якова, другой — Ивана Большого Севастьяновича. И всякий раз между казаками и воеводами начинались трения. Каждый привык воевать по-своему.
И сейчас при упоминании имени Хитрово казаки зашумели:
— На черта они тут нужны, русские. И так на Дону тесно.
— Без русских не справимся, — сомневался кто-то.
— Справимся…!
Самаренин все еще сидел в раздумьях, когда появился обоз с пушками. До вечера развозили их и расставляли, устраивали батарею. Анжелика несколько раз окликала Мигулина, просила есть, пить и сходить по нужде. Мигулин кормил и поил ее, а Гришка выводил за лагерь оправиться и становился с луком и стрелами наготове так, чтобы кусты, где укрывалась Анжелика, были между ним и лагерем.
Вечером прискакали полевые разъезды и донесли, что за Доном показалось какое-то конное войско. В лагере началась тревога. Но вскоре все успокоились.
— Калмыки… Калмыки… — разнеслось по лагерю.
Калмыки, вассалы московского царя, подошли к берегу Дона. Атаман и старшИна собрались встречать союзников. Вокруг Самаренина стояли воины славные и во многих странах известные: Фрол Меняев, Тихон Фролов, Иван Харитонов, Фома Волдырь, Логин Семенов, ждали, когда подъедут переправившиеся калмыки.
Анжелика из своей телеги видела, как выбрались на берег мокрые, переправлявшиеся вплавь вместе с лошадьми всадники. Все как один они были одеты в серые приталенные кафтаны и на головах у всех были маленькие бараньи шапочки с красными помпонами. Когда они приблизились, стало видно, что все они ярко выраженные азиаты, роскосые, желтокожие, плосколицые.
— Это кто же? — спрашивали собравшиеся казаки, указывая на переднего, отличавшегося богатым убранством коня и лисьей шапкой. — Не Аюка Тайша?
— Нет, тот побогаче будет. Какой-нибудь подручник, — объяснял кто-то знающий.
Толмач, Иван Кизилбашенин, стоял наготове, но посланец калмыцкий сам по-русски говорил неплохо.