— Подрывай! Устанавливай!
Под огнем с башен пушкари стали копать землю и ровнять площадку для установки орудий.
Самаренин, распаливший сам себя (таким казаки его очень редко видели), вертелся перед строем на разгорячившемся коне:
— Кто с лестницами — вперед! Главное добежать, а под самими стенами они вас не достанут. Только в камышах опять не заляжьте…
Наконец, несколько орудий были установлены и заряжены. Одноглазый с выростками по команде отскочили.
— Пали!..
Пушкарь, морщась, поднес фитиль…
— Крепкая, черт!..
Ядро, пущенное с недалекого расстояния, врезалось в каменную стену под углом, брызнуло каменной крошкой и срикошетило — плюхнулось в донскую воду далеко за башней.
— Правее наводи!
Ответные ядра запрыгали по холму и, обдав Анжелику горячим воздухом, врезались и повалили палатку походного атамана.
— Пали!..
Несколько казачьих пушек ударили разом. От удара, казалось, вся турецкая башня содрогнулась и должна была треснуть, как ореховая скорлупа…
— Вот теперь попали! Еще разок!..
— Накатывай!..
— Заряжай!..
— Пали!..
Самаренин, оглянувшись на работу пушкарей, вновь обратился к сотням:
— Ну? Готовы, сироты?
Сотенные командиры с визгом и лязгом потащили сабли из ножен.
— С богом, ребята! Пошли!..
Сотни, ломая строй, волной хлынули через высоты к камышам. Но бросились они не разом, не одной линией. Центр постепенно отрывался, мчался во весь дух, за ним, сжимаясь все больше и больше к середине, бежали казаки с флангов построения. Постепенно вся атакующая лавина перестроилась на бегу в подобие одной чудовищной по размерам колонны. Стоявшая за Доном башня прекратила огонь. Атакующие были укрыты от нее стенами ее соседки, осажденной башни.
Со свистящим шумом и треском полег под ногами наступающих камыш. Бег замедлился. Захлюпала, заплескалась вода под ногами, кто-то повалился, споткнувшись о кочку. Несколько удачных выстрелов с башни белыми дымами встали в самой гуще атакующих, повалили разом с десяток человек. Но колонна неудержимо рвалась через камыши к башне, задние подпрыгивали на бегу от нетерпения. И вот, подобно волне морского прибоя, первые ряды пересекли заросли и выскочили на возвышенность: прямо под каменные стены.
— Лестницы…
Первая лестница, колеблясь, поплыла над головами, задралась и, дрогнув, уперлась в стену меж бойницами. Из ближней бойницы немедленно высунулся шест, стал сталкивать ее. Лестница скользнула, царапая стену и повалилась, кто-то, успевший забраться на несколько ступеней, спрыгнул в толпу. В ответ пыхнули дымком несколько выстрелов снизу и турок, выронив шест, свесился из бойницы, железный шлем, сверкнув, сорвался с его головы.
Тем временем уже с десяток лестниц были приставлены к каменной стене, и первые отважные с пистолетами в руках и саблями в зубах с кошачьей ловкостью быстро полезли вверх. Вот самый быстрый и ловкий поравнялся с бойницей, выстрелил в нее из пистолета, взялся за саблю и прыгнул, цепляясь руками за каменный выступ, но тут же на лету получил из бойницы ответную пулю, сорвался и безжизненным комом мяса полетел вниз. То же случилось со вторым, с третьим… Но вслед за ними, скользя и обрываясь, беспрестанно стреляя и размахивая саблями, карабкались новые храбрецы. Огонь в упор из бойниц не останавливал их.
— Пушкари, чего замолчали? — крикнул Самаренин переминающимся и подпрыгивающим от нетерпения пушкарям и выросткам.
— Да как бы по своим не попасть…
— Пустое! Пали…
Бабахнули орудия…
Анжелика, лежащая под перевернутой телегой, завороженно следила за всеми перипетиями штурма, она забыла о грозившей ей опасности, смертельной опасности. Невиданное по красоте и жестокости зрелище разворачивалось перед ней.
Нескольким казакам удалось заскочить в отверстия бойниц, но вскоре турки выбросили оттуда их трупы. Сопротивление продолжалось. Новые и новые фигурки карабкались вверх по стене и срывались раненными или бездыханными.
Турки, разгоряченные боем, стали высовываться из бойниц, они тоже стреляли в упор из пистолетов и размахивали саблями. Пули и сабли казаков доставали их, кто-то бесследно исчезал в темном провале бойниц, кто-то вместе с казаками срывался вниз…
— Ну, озверели…
— Резерв надо, резерва не оставили, — переговаривались на холме атаманские подручные.
Людские ручейки, вопреки всем законам физики текущие вверх, постепенно иссякли. Чаще понесли и повели обратно, за холмы, раненых.
— Что там? Опять отбили? — заволновались в атаманском окружении.