Вставало еще одно препятствие, но Анжелика чувствовала себя как дома, была спокойна. Молодые люди, эгоисты и корыстолюбцы, всегда окружали ее во Франции, к ним она привыкла, иных отношений с ними не представляла. Молодой человек струсил, бросил ее, а теперь, видимо, влез в какие-то аферы с работорговлей; ей оставалось шантажировать его королевским гневом и заставить отвезти ее к Нуантелю или хотя бы достать для нее денег. Все, как обычно…
Мигулин ушел в порт, посмотреть, послушать, расспросить. Вернулся он на удивление быстро.
— Все воронье слетается! Знаешь, кого я видел только что? Графа нашего. Одет опять по-европейски и ищет французов. Вскорости надо ждать его сюда.
— Здесь он нам не опасен, — ответила Анжелика. — Наоборот, может быть полезен.
— Каким же образом?
— Пусть только придет, припугнем его, что выдадим татарам, и заставим делать то, что надо нам. Он испугается. На моих глазах он обманом убил Баммата-мирзу…
— А это еще кто?
— Был такой, — вздохнула Анжелика.
— Как бы хуже не было. Такие, запуганные, очень ненадежны…
— Мы не будем искать его сами, но и прятаться от этого мальчишки я не намерена, — упрямо притопнула ногой Анжелика.
Она так и не переоделась и все время была в темной одежде татарской женщины, которая, тем не менее, не могла скрыть ее красоты, приобретшей после путешествий и приключений несколько иной оттенок.
— Что удалось узнать о наших хозяевах?
— Вельварт и Шобер — свои люди среди торговцев живым товаром, но они не настоящие купцы. Скорее всего, это офицеры флота, которые решили подзаработать. А этот мальчишка де Монвилье у них для прикрытия.
— Я так и думала.
За несколько дней, испрошенных господином де Монвилье, он должен был «дозреть», да и юному графу Раницкому надо было показаться, посмотреть, как можно его использовать. Мигулин, конечно, будет ревновать… Впрочем, у нее есть опыт, как вести себя в таких ситуациях.
Вечером господин де Монвилье пригласил к себе нескольких торговцев. Обсуждалась какая-то сделка. Через тонкие перегородки Анжелике все было слышно, но разговор начался до того, как гости вошли в дом, снимаемый де Монвилье, и кое-что ускользало от понимания.
Судя по интонациям, среди гостей оказался тот, кто держал в своих руках и господина де Монвилье, и двух его товарищей. Все трое они почтительно именовали «мэтр Сизье» одного из присутствовавших, обладателя визгливого голоса, который постоянно смеялся и внезапно обрывал смех, после чего всякий раз устанавливалась напряженная тишина.
— Пиастры… Фунты… Луидоры… Обменный курс… Передохнут… — доносилось из-за перегородки.
— А знаете, мэтр Сизье? Наш юный друг, шевалье де Монвилье, сегодня именинник, — раздался голос господина Вельварта. — Ожидаемая им маркиза объявилась.
— Объявилась?! Чудесно! — воскликнул мэтр Сизье, громко расхохотался и сразу же оборвал смех.
— Да, она нашла меня… — проговорил де Монвилье после некоторой заминки.
— Стало быть, обстоятельства меняются? А? — опять воскликнул мэтр Сизье очень весело.
— Да, месье…
— Я много слышал об этой женщине. И где же она?
На некоторое время все смолкло. Видимо, де Монвилье молча указал мэтру Сизье на перегородку.
— Ах, вон оно что! А мы не побеспокоим ее? — понизив голос, осведомился торговец. — А впрочем…
И он стал смеяться еще громче и говорить нарочито хозяйским и важным тоном.
«Выскочка, — определила Анжелика. — Нувориш. А в душе — лакей…» Такие люди все чаще стали входить в силу во Франции и подминать вот таких, как шевалье де Монвилье.
— Прекрасные работники… Прибыль… Попорчены… — опять зашумело за перегородкой.
Прислушиваясь, Анжелика все же уловила несколько раз имя «Рескатор» и обрывок фразы: «…Меня ей представите…».
Вскоре мэтр Сизье стал прощаться. Анжелика подошла к окну, чтобы хотя бы со второго этажа разглядеть пыжащегося «мэтра», но сразу же отшатнулась и набросила на себя покрывало — по улице, разглядывая дома, шел граф Раницкий, а за ним незнакомый Анжелике человек, похожий на слугу. Еще дальше, в самом конце улицы, вплотную к стенам, медленно брела сгорбленная фигура, в которой Анжелика с первого же взгляда узнала Мигулина.
Она встала подальше от окна и закрыла лицо черной материей, оставив лишь глаза. Отсюда виднелась противоположная сторона улицы. Она видела, как граф поравнялся с домом, остановился, замешкался, но тут из дверей повалила толпа торговцев, спорящих и выкрикивающих на разные голоса, и граф, нахмурившись, пошел дальше.