— Вот вам и аристократки! Продажные твари…!
— Боже, какой разврат!
— Надо разыграть эту красотку, — предлагал господин Вельварт. — Когда я купил себе чин, у нас на флоте был такой случай…
— Сизье не позволит, — довольно трезвым голосом рассуждал господин Шобер. — Он не любит делиться…
— Зато его величеству пришлось поделиться…!
— Помолчите, Монвилье! Нам известны ваши шашни с маркизом де…
— Клевета! Это клевета, господа! Я вызову на дуэль любого…
— Начните с его высочества. Я сам слышал, как он говорил с…
— Вы, Вельварт? Вы никогда не бывали в Париже!
— Можно подумать, что вы бывали!
— Но какова маркиза! А?
— О, да! За одну ночь она заработает столько…
— Подонки, — прошептала Анжелика.
По темной лестнице она поднялась к себе и прошла в каморку к Мигулину. Было темно, но Анжелика разглядела на фоне окна силуэт человека, сидящего на подоконнике.
— Это ты…?
Человек не отзывался и не двигался. Она на ощупь нашла свечу и зажгла ее. Сидевший на подоконнике Мигулин медленно повернул к ней угрюмое лицо.
— Что? — сказал он. — Пошла звезда по кочкам?
Предельно обострившиеся чувства подсказали Анжелике, что казак пьян, смертельно пьян…
— Ты пьян… — прошептала она.
— Пьян, — гордо ответил Мигулин.
«Все равно», — подумала она.
— Иди за мной. Меня только что смертельно оскорбили. Ты зарежешь этого человека.
— Мне теперь только человека зарезать… — горько рассмеялся Мигулин.
— Лошадей! — не дала ему опомниться Анжелика.
Внизу, в конюшне, он спросил ее:
— Ты оттуда одна ушла?
Анжелика кивнула.
— На одной поедем, — высказал пьяный казак довольно трезвую мысль.
Он заседлал своего золотистого, сел в седло, нагнулся, подхватил и посадил Анжелику перед собой.
Конь пошел, осторожно ступая по каменистой улице. Мигулин покачивался в такт шагам и дышал в щеку Анжелике перегаром. Ехали они молча. Анжелика правила или Мигулин, но конь вынес их к одиноко стоявшему дому мэтра Сизье.
Размеренный стук копыт одиночной лошади, видимо, не вызвал у стражника подозрений, и когда Анжелика стукнула в калитку, он немедленно отодвинул засов, приоткрыл, увидел недавнюю гостью и улыбнулся. Мигулин, прижавшийся к забору вблизи, схватил его за волосы, выволок и ребром ладони ударил по горлу.
— Этот, что ли?
— Нет… Но мы не должны оставлять свидетелей… — прошептала Анжелика.
Мигулин затащил хрипящего стражника внутрь дворика, нагнулся над ним, взял обеими руками за уши и резко крутнул ему голову. Раздался хруст, и страж затих. Мигулин качнулся, но устоял на ногах.
— Иди за мной…
Они поднялись внутрь дома. Мэтр Сизье храпел в спальне, рядом с ним на ковре валялся пустой кубок из-под вина. Анжелика остановилась и помолчала. «Пора…»
— Вот этот, — громко сказала она и указала пальцем.
Мигулин шагнул вперед, но остановился в нерешительности. Вид безоружного и спящего врага привел его в растерянность. Мэтр Сизье проснулся, поднял голову и отпрянул, уперся спиной в спинку кровати…
При первом же резком движении этого человека Мигулин как бы пробудился, он схватил мэтра за загривок, стряхнул с постели, вывернул и заломил ему руку и, потянув сзади за волосы, заставил поднять голову. Потрясенный мэтр Сизье даже не пикнул.
Анжелика молча рассматривала перекошенное от страха лицо.
— Я предупреждала вас, мэтр Сизье, что если вы меня обманете, вас зарежут как свинью….
— Не-е-эт… — прохрипел близкий к обмороку мэтр. — Я за все заплачу…
— Нет. Плевала я на ваши деньги. Вас зарежут. Зарежь его!
Перекошенное лицо мэтра Сизье налилось свекольным цветом. Он несколько раз судорожно зевнул. Мутноглазый Мигулин перехватил его волосы в левую руку, правой рукой достал из-за голенища кожаного сапога нож, закусив губу, полоснул мэтра по горлу и отстранился, держа его голову за волосы на вытянутой руке. Забулькала и полилась кровь… Мэтр забился, но казак крепко держал его…
Вскоре он затих, обмяк. Мигулин выпустил его волосы, и торговец бесшумно повалился на залитый кровью ковер.
— Пошли отсюда, — тихо сказала Анжелика.
Они вышли и остановились на ступенях тихого и темного дома. Мигулин шевелил и тер пальцы левой руки о зудящую ладонь, как будто хотел стереть этот зуд. Он стремительно трезвел, и ему, похоже, обручем боли стянуло голову.