— Не является ли купленная вами женщина родственницей убитого франка и не претендует ли она на какую-либо часть наследства? — спросил старший из чиновников.
— Этого я и спрашивать у нее не буду, — ответил граф. — Я и так знаю, что она ему не родственница.
— Не заметила ли она в доме убитого чего-нибудь подозрительного или просто странного?
Граф в растерянности развел руками, потом кивнул:
— Посидите, я сейчас спрошу.
Он прошел в другую комнату, подмигнув смотрящей из-за шторы Анжелике и вскоре вернулся.
— Она ничего не заметила. Этот француз побеседовал с ней, дал несколько золотых монет и отпустил.
Турки оживились:
— Надо посмотреть. Что за монеты? Какая чеканка?
Вздохнув, граф снова вышел и по возвращении протянул старшему из чиновников три золотых луидора и один серебряный пистоль. Тот разглядел монеты самым внимательным образом и удивленно поднял брови:
— Вы ведь говорили, что монеты были золотые…
— Да, говорил.
— Но это ведь серебро, — показал турок графу пистоль.
— Пардон. Сейчас проверю…
Граф опять ушел и вернулся с еще двумя золотыми монетами.
— Да, это золото, — подтвердил турок, зажимая монеты в кулак.
— Так… А где же серебряная монета? — спросил граф. — Она моя…
Турки с сосредоточенным видом стали оглядываться, поглощенные поисками.
— О, аллах! Куда же она девалась? Не положили ли вы ее случайно в карман?
— Я? Ну что вы!
Граф принялся сварливо спорить с турками и размахивать руками.
На каждый их призыв к аллаху он отвечал обращением к божьей матери.
— Я не вижу перед собой никакой серебряной монеты Я вижу пять золотых, — призывал в свидетели собственные глаза и глаза всех присутствующих старший турок.
Младший переводил. Его заело, что монет пять (шестая, серебряная, навеки исчезла под одеждой старшего), и он увел разговор в магию цифр:
— Пять! Почему не шесть? Священная цифра «шесть», она же и «девять», всегда привлекала мысли ученых мужей…
Граф рассмеялся и стал на пальцах изображать какие-то фигуры и показывать туркам, те сочли их неприличными, разобиделись и надулись.
— Все монеты одинаковые, — сказал граф. — Для сравнения достаточно и четырех…
— Ну, что вы! Как можно!
Младший турок подскочил и стал нашептывать графу на ухо.
— Очень сильно подозревает… До самого паши дойдет… — расслышала Анжелика.
— Вот, у меня завалился в кармане, — вздохнул граф и протянул турку еще одну золотую монету.
— Как был убит этот франк? — спросил граф, когда турки немного успокоились и отдышались.
— Убиты двое. Одному перерезали горло, а другому свернули шею.
— Их ограбили?
— Да, — очень важно подтвердил старший турок, а младший стал перечислять, какие вещи исчезли: одежда, посуда, мебель…
— А-а… — облегченно протянул граф. — Вряд ли женщина может свернуть шею мужчине…
— Но у нее был слуга, — важно поднял палец старший турок.
— Слуга? — удивился граф. — У нее был хозяин, который и продал мне ее.
Турки переглянулись и перекинулись парой фраз.
— Да, — подтвердил младший. — Хотя нам и говорили о слуге, мы думаем, что это, конечно, был ее хозяин…
— Но и это не меняет дела, — заметил граф. — Ни одному мужчине не под силу унести столько. Судя по количеству похищенного грабителей должно быть человек пять-шесть…
Теперь развели руками турки и подняли глаза к потолку.
— А как эта женщина оказалась в городе? — спросил младший из турок, намеревающийся и дальше шантажировать графа.
— Как и обычно. Ее хозяин привез ее с Украины.
— И сколько он с вас взял?
— Пятьдесят луидоров.
Турки алчно переглянулись.
— Вы не помните его имени?
— Это был местный татарин. Его звали Махмуд, а может быть — Ахмед, Спросите у местного начальника.
Турки сопели и думали, о чем бы еще спросить графа.
— Не могу не оценить мудрость вашего предположения о роли наследства во всей этой истории, — опередил он их. — Я бы стал искать, кому выгодно убийство этого французского торговца. Ведь мебель, ковры и посуда — не главное его богатство. Главное — корабль, не так ли?
— Да, да… Конечно… закивали турки.
— Кстати, кто объявил себя наследником богатств убитого?
Турки промычали что-то, но от прямого ответа уклонились и стали собираться. Опасность пока что прошла стороной.
Граф проводил их, вернулся и, распахнув ширму, воскликнул, оглядывая Анжелику:
— Вы прекрасны, как сам Сатана!