«Король ревнует!» — чуть было не закричала Анжелика. Филипп ничего не видел, ничего не понимал… Хотя, может быть, он только делал вид, будто ничего не понимает?
Она села у другого конца стола и медленно сняла тонкие кожаные перчатки, расшитые жемчугом.
— Странно. Летняя кампания еще не началась, войска находятся на зимних квартирах. Насколько мне известно, король пока еще никого не отправлял в расположение войск под предлогом войны. Ваш отъезд очень похож на немилость, Филипп.
Филипп молча посмотрел на жену. Он молчал так долго, что она решила, что он ее не услышал.
— Король — мой повелитель, — наконец произнес он и тяжело поднялся. — Мне пора, уже слишком поздно. В мое отсутствие позаботьтесь о своем здоровье, мадам. Прощайте.
Анжелика подняла к нему взволнованный взгляд. «Неужели мы не можем попрощаться иначе?» — казалось, молила она.
Маркиз сделал вид, что ничего не понял, и лишь поцеловал руку, которую ему протянула жена.
В своей спальне бедная маленькая кузина разрыдалась. Она проливала те слезы, которые когда-то девочка-подросток смогла удержать из гордости. Слезы бессилия, слезы отчаяния.
— Я никогда не пойму этого мальчишку! Никогда не добьюсь своего.
Он собирается на войну. А вдруг он не вернется?.. О Господи! Он вернется. Не этого боялась Анжелика.
За открытым окном темнел тихий сад, раздавалось пение соловья, в комнату заглядывала луна. Анжелика вытерла мокрое от слез лицо. Она сказала себе, что полюбила этот дом с его глухими стенами, потому что именно здесь она стала жить вместе с Филиппом. Странная совместная жизнь, похожая скорее на игру в прятки, когда каждый приезжает домой только для того, чтобы переодеться и привести в порядок прическу — в промежутках между придворными приемами, спектаклями, псовыми охотами…
Но ведь были и короткие мгновенья, украденные у светской суеты! Например, те минуты, когда Филипп сидел рядом с ней и смотрел, как она кормит грудью маленького Шарля-Анри. Были разговоры, во время которых они смеялись, глядя друг на друга, было утро, когда Филипп примерял кольца и говорил с ней о Канторе. Наконец, тот недавний день, когда они подчинились безумию своих тел и он овладел ею так нежно и страстно, как будто по-настоящему любил ее.
Анжелика больше не могла сдерживаться. Она разделась, завернулась в кружевной пеньюар из белого линона и босиком бросилась к маленькой галерее, ведущей к апартаментам Филиппа.
Она вошла без стука. Он спал обнаженный, растянувшись поперек кровати. Тяжелое кружевное покрывало почти соскользнуло на пол, открыв мускулистую грудь, которая в мягком лунном свете казалась гладкой, словно мраморной. Сон изменил его лицо. Короткие вьющиеся волосы, обычно спрятанные под париком, длинные ресницы, чувственные губы, — все это придавало Филиппу невинность и строгость, какую можно встретить лишь у греческих статуй. Голова склонилась к плечу, руки раскинуты в стороны — он казался совсем беззащитным.
Анжелика остановилась у подножия кровати и задержала дыхание, чтобы лучше рассмотреть мужа. При виде подобной красоты ее сердце сжалось. Кое-что она заметила впервые: тонкая золотая цепочка с маленьким детским крестиком обнимает шею гладиатора, родинка на левой груди, многочисленные шрамы — напоминание о войнах и дуэлях. Она положила свою руку на сердце спящего, чтобы почувствовать его удары. Филипп пошевельнулся, и тогда Анжелика выскользнула из пеньюара и легла рядом с ним. Горячее тело здорового мужчины, прикосновение его атласной кожи пьянили ее. Она принялась целовать его губы, приподняла тяжелую голову, чтобы прижать ее к груди. Он подался вперед и в полусне взглянул на нее.
— Какая красивая, — прошептал Филипп и, как голодный ребенок, потянулся ртом к близкой груди.
Но почти в ту же секунду отпрянул и зло посмотрел на жену.
— Вы?.. Здесь?! Какая наглость! Какая…
— Я пришла попрощаться с вами, Филипп, попрощаться так, как я умею это делать.
— Женщина должна смиренно ожидать мужа в своей спальне, а не предлагать ему себя. Убирайтесь вон!
Он схватил Анжелику и попытался столкнуть с постели, но она вцепилась в его руку, тихо умоляя:
— Филипп! Филипп, не гоните меня! Разрешите провести эту ночь с вами.
— Нет.
Он с яростью выдернул руку, но Анжелика вновь схватилась за нее: она была достаточно искушенной женщиной, чтобы догадаться, что ее присутствие не так уж отвратительно супругу.
— Филипп, я люблю вас… Позвольте мне остаться в ваших объятиях!