Анжелику окликнул сообразительный Флипо:
— Эй! Сюда, Маркиза!
И презрительно добавил:
— Не слишком-то у вас разгуляешься. Тоже мне, апартаменты в королевском дворце!
Все его понятия о роскоши перевернулись с ног на голову.
К Анжелике подошла румяная от волнения Жавотта.
— Здесь все необходимое, мадам. Кажется, я ничего не упустила.
— Похоже, пришлось потрудиться, — ответила хозяйка.
Анжелика вскоре обнаружила причину смущения своей горничной: Ла Виолетт, первый камердинер ее мужа.
У крепкого жизнерадостного детины скромным было лишь имя — Ла Виолетт[15]. Жизнерадостный, как солдат, развязный, как парижанин, хотя родом из Пуату, и рыжий, как англичанин, — вероятно, среди его предков были островитяне, владевшие Аквитанией в XIV и XV веках[16], — при сложении портового грузчика, он отлично чувствовал себя в ливрее слуги. Проворный, быстрый, услужливый; пожалуй, порой излишне болтливый, зато всегда в курсе происходящего.
Впрочем, его словоохотливость мгновенно испарилась, стоило ему заметить Анжелику. Он смотрел на маркизу, разинув от удивления рот. Неужели именно ее всего несколько часов назад он завернул, как колбасу, и отвез добрым сестрам из монастыря Святого Августина в Бельвю?
— Да, это я, висельник! — прорычала злая Анжелика. — Сию же секунду убирайся с глаз долой, негодяй! Ты чуть не задушил жену своего хозяина!
— Го-го-го… го-госпожа маркиза, — заикался Ла Виолетт, у которого вдруг прорезался сильнейший крестьянский акцент, — я тут не виноват. Господин маркиз, он… он…
— Вон! Я тебе сказала!
И она выплеснула на слугу запас самых изощренных оскорблений, которые помнила еще с детства, проведенного в Пуату. Это оказалось чересчур для Ла Виолетта, который окончательно сник и почти дрожал, втянув голову в плечи. Он проскользнул мимо Анжелики и направился к двери, но на пороге столкнулся с маркизом.
— Что здесь происходит?
Анжелика умела держать удар.
— Добрый вечер, Филипп, — сказала она.
Маркиз смотрел на свою жену невидящим взглядом. Вдруг Анжелика заметила, что его лицо исказилось и в широко распахнутых глазах пробежала целая гамма чувств: от глубочайшего изумления до величайшего огорчения, затем появился страх, на смену которому пришло отчаяние.
Анжелика, не удержавшись, обернулась, потому что по его виду можно было подумать, что за ней появился сам дьявол. Но увидела лишь шаткую створку двери, на которой один из квартирмейстеров в голубом вывел мелом имя маркиза.
— Вот чем я вам обязан! — неожиданно взорвался Филипп и несколько раз стукнул кулаком по двери. — Из-за вас мне нанесено оскорбление… Неуважение, забвение короля… НЕМИЛОСТЬ!
— О чем вы говорите? — спросила Анжелика, испугавшись, что ее муж сошел с ума.
— Разве вы не видите, что написано на этой двери?
— Вижу… ваше имя.
— Да, мое имя! В самом деле, — горько усмехнулся дю Плесси, — мое имя. И все!
— Вы бы хотели, чтобы там было написано чье-то иное имя?
— Я хотел бы видеть то, что видел на протяжении долгих лет во всех резиденциях, где я останавливался, следуя за королем! То, что из-за вашей глупости, вашей наглости, вашего… слабоумия я сегодня не вижу. ДЛЯ… ДЛЯ!
— Для? Что вы хотите сказать?
— ДЛЯ господина маркиза дю Плесси-Бельера, — процедил Филипп сквозь зубы. От бешенства и горя он сделался мертвенно-бледен. — «ДЛЯ…» — это равносильно специальному приглашению Его Величества. Именно таким способом король выражает свою дружбу, свое расположение, как если бы он лично встречал вас на пороге этой комнаты.
Жест, которым маркиз обвел узенькую, заваленную вещами мансарду, вернул Анжелике ее чувство юмора:
— Мне кажется, что вы придаете слишком много внимания этому вашему «ДЛЯ», — заявила она, еле сдерживая смех. — Скорее всего, обыкновенная забывчивость одного из квартирмейстеров. Давайте рассуждать здраво, Филипп. Его Величество по-прежнему испытывает к вам глубокое уважение. Разве не вам оказана честь держать «подсвечник» во время вечерней королевской аудиенции, когда наш государь будет отходить ко сну?
— Отнюдь нет, — возразил дю Плесси, — и это лишнее доказательство недовольства короля. Этой чести меня лишили всего несколько минут тому назад!
Крики маркиза привлекли в коридор постояльцев соседних комнат.
— Ваша супруга права, маркиз, — вмешался герцог де Грамон, — вы напрасно огорчаетесь. Ведь Его Величество лично сообщил вам, что просит отказаться сегодня вечером от «подсвечника», потому что ОН желает удостоить этой чести герцога Бульонского, которому пришлось во время ужина уступить свои почетные обязанности монсеньору принцу.
16
В ходе Столетней войны Англия удерживала часть французских территорий: половину Бретани, Аквитанию, Кале и Пуатье.