― Хватит придумывать глупости, Джино, ничего такого нет. Это совесть тебя мучает. Он просто особенный, придёт время, и, вот увидишь, Анжело всех нас удивит.
― Да ты всегда его выгораживаешь, нашла себе любимчика. Он просто лентяй, не хочет ничему учиться. Может, нарядишь его в своё платье, пусть с девчонками бегает…
И они снова поругались. А раньше такого между ними не было. Спать после этого Джино приходилось одному на сеновале, и, злясь на свой несдержанный язык, он снова и снова вспоминал насмешливые и недобрые взгляды «ангелочка», которые ловил на себе время от времени. От этого у него начинало болеть сердце, и на душе становилось тоскливо.
Он не рискнул бы говорить что-то подобное при Энрике и Камилло. Они обожали «младшего» и всегда вступались за него. Все в клане знали, что задирать дурачка Анжело нельзя, иначе ни за что не избежать трёпки от его старших братьев.
«Не могу понять ― и откуда у них такая любовь к Анжело? У нас в семье старшие братья всегда меня поколачивали и отнимали самое лучшее. Да и везде так. А эти, словно цепные псы при нём, хоть и нехорошо так думать о собственных детях. Как-то раз я попытался отругать Анжело за разбитую посуду, братья так на меня посмотрели, что я взмок от страха. Что со мной? Неужели боюсь собственных детей? С ума схожу, наверное. Дети ― моя гордость, все мне завидуют, почему же тогда я всё чаще жалею, что привёл их в свой дом?»
Такие невесёлые мысли не делали Джино счастливее. Оставаясь в одиночестве, он становился угрюмым и молчаливым, всё чаще прикладываясь к хмельному напитку. Так хоть ненадолго становилось легче. Однажды он не выдержал и пошёл к шаману, с которым дружил с детства, напрямую спросив, что «не так» с его детьми.
Шаман разлил брагу по кружкам и, помолчав, выпил залпом.
― Значит, и ты почувствовал, Джино? Да я с самого первого дня, как ты привёл их сюда, понял, что детишки ― непростые. Но только решился сказать об этом на Совете старейшин, как словно железная рука ухватила меня за сердце. Я ― понятливый, и потому промолчал. Веришь, с тех пор даже смотреть в их сторону не рискую. Не знаю, кто они, Джино. Нет у меня ответа. Вот тебе мой совет ― хочешь жить, не мешай им…
В тот день охотник вернулся домой, пошатываясь и ожидая, что получит от Фло заслуженную взбучку. Но она промолчала, села напротив него и сказала:
«Я заметила кое-что за Анжело».
― Как, и ты тоже? ― обрадовался Джино.
― Не знаю, что ты имеешь в виду, но вряд ли мы говорим об одном. Наш младший сын часто собирает цветы и травы, но непростые. Я показала их знахарке. Та очень удивилась: все они оказались или лечебные, или ядовитые. А ведь его никто не учил. Значит, у Анжело ― дар травника. Думаю, тебе стоит отвести мальчика в город и отдать лекарю в ученики. Объясни ему всё как есть. Я тут на всякий случай сохранила самые лучшие шкуры. У нас есть чем заплатить за обучение сына.
Джино обрадовался. Вот он, выход из положения. И Анжело исчезнет с глаз долой, и братья из-за него не будут на всех кидаться, станут нормальными охотниками. Он радостно поцеловал жену: «Умница ты моя!» ― и впервые уснул не тревожась, решив завтра же отвести мальчика в город.
Но судьба распорядилась по-своему. С утра старшие братья с другими молодыми охотниками ушли в лес, но не прошло и часа, как один из соседских ребят примчался к порогу дома Джино с выпученными от страха глазами, огорошив его рассказом:
«Стоило нам недалеко углубиться в лес, как с небес спустился огненный шар и взорвался прямо над нами. Всех раскидало в стороны. Хорошо ещё, что никто серьёзно не пострадал. Почти. Энрике и Камилло лежат на земле и не двигаются. Ребята уже несут их назад, скоро тела несчастных будут здесь».
Фло, услышав такие новости, упала в обморок, а перепуганный Джино, оставив жену на попечении соседки, бросился вон из дома навстречу возвращающимся охотникам. Его опередил Анжело. Он мчался так быстро, что чуть не сбил отца с ног и остановился у опушки леса, где на траве лежали его братья.
Анжело опустился перед ними на колени и стал трогать их шеи, потом, обернувшись к подбежавшему Джино, крикнул:
«Срочно пошли кого-нибудь за шаманом. Они живы, но слишком быстро теряют силы. Он должен им помочь!»
Охотник даже не успел удивиться, что «немой» сын вдруг заговорил, послушно исполняя его требование. Прибежавший шаман осмотрел близнецов. Пошептавшись о чём-то с Анжело, он отдал ему свой ритуальный кинжал, и тот, разрезав ладонь, смочил своей кровью губы братьев.
Джино зачарованно переводил взгляд с приходящих в себя сыновей на затягивающуюся прямо на глазах рану Анжело и не знал, чему удивляться больше. К близнецам вернулся здоровый цвет лица, они открыли глаза и под радостные возгласы других охотников потихоньку начали вставать.