от его необузданного родителя, бога верховного, в негодование дикое впавшего и зашвырнувшего,за ногу крепко схватив, его, с верха Олимпа в сторону дальней низины на острые камни.Немедля ответствовал он, упросив лепокрылого отрокаверною молвь донести свою к уху Зевеса — да будет преградой онаот дальнейшего страшного гнева и нынешний гнев утиши́т и уменьшит.Мыслью и духом собравшись, такие слова вестоносцу он говорилдля владыки державного, необоримого: «Только тебе я, отец, подневолен;слышал я гром; но мне он казался несильным, нисколько не схожимс твоими громами; нёсся же он от Парнаса, пристанища муз и поэтов,горы, у подножья которой вепрь, губитель свирепый, выставив клык,с разбега ударил им бывшего там на охоте сына Лаэрта-царя, Одиссея;славой покрыл тот повсюду себя, хитрец многоумный и воин отменный.Вепрь ему ногу поранил. То ещё до великих событий у Трои случилось.По шраму узнала его остарелая ключница, в доме, куда после странствийтяжёлых и долгих вернулся тайком Одиссей к супруге своей Пенелопе,допреже докучных её женихов опозорив и смерти предав, расстрелявшииз мощного лука. Некий поэтище, сын Александра, Алексий, безвестныйи не замеченный ни на Олимпе, ни в сонмах народов, чьи предки потщилисьоборонять крепкостенную Трою, а также — в потомках бесстрашных ахеян,родом из дальних угорных степей, что по-за по́нтом, — он вот меня упросилколесницу ему изготовить, дабы́ на Парнас поскорее доставить собраньетрудов многолетних его, умещённых отдельно в раскрашенных книгах,с разметкою в каждой о сроке писания. Хоть плодовит, но, конечно, величиемслога сей имярек не равен Гомеру богоподобному. Он на вершине селилсяПарнаса, и там его книгам, он мне сказал, размещаться уместно: да будутони во внимании муз горделивых и ласковых; каждый, туда восходящий,также труды из собранья прочесть не преминет, хвалой их творцу воздавая.Просьбу исполнить я взялся. Та колесница вместительна; вся позолочена,как и положено; я ведь искусен в таком снаряженье. В повозку я и Пегасаупряг, умножив поэту довольство и радость. Только оплошностей не избежал,повлажни́в углубленья ступи́ц, где оси находят опору, не дёгтем, а тольконектаром – для нас, олимпийцев-богов, наилучшим из лакомств и средствомбодренья; такая оплошность одна; а ещё: с другой колесницы ободья отъятыи вставлены мною; из них едино расшилось, подвержено молнии; я не предвиделеё. Дий, сокрушитель! Она от тебя залетела, уже при немалом колёсодвижении,