Некто иной-преиной, снявши однажды очки, иную увидел иначе.С той-то поры иным уж и кажется он совершенно иным, хоть и зрячим.
Если зашёл, но выходишь, то, стало быть, здесь, у дверей, и живёшь постоянно.Более-менее умное, если ещё и живое, иному не кажется странным.
Иной, иное имея в виду побольше иметь от иной по-иному,случай не упускает иметь на рогах у себя, ином, ещё и солому.
Кто бы ты ни был, живой или умер, ты не бываешь собою:часто к тебе от чужой головы устремляется многое, будь та хоть вовсе пустою.
Через проезжую часть перейдя, не ищут дорогу оглядкой.Чья-то случилась беда, – значит, с тобою пока — всё в порядке.
– Аой!
Надоело!
Надоели усталые, хмурые, скорбные лица.Нет конца завихреньям эпох.В новых ложах укладываются столицы,там, где их же отбросы и — яростный чертополох.
Кто кому задолжал, кто кого обошёл?Кто кому уступил в торопливом расхвате?Что к руке подвернулось, растащено всё.Мечен пулей намёк на долги по оплате.
Балагурские шоу в экранах лихихутомили как тяжкое долгое горе.Нет надежд на добро, если разум утих.Непотребным прикрыты раздоры.
В мягкой ауре кутают сами себяговорливые стражи всевышних.Что-то странное слышат они в небесах.О таком сами боги не слышали.
Не продраться словам от солистов и хора к рассевшимся в зале:им преградою – мощные фо́рте не в меру усердливых аккомпанирующих.Что ни действо, – вживую, записанное или заснятое, —по нему уже червем ползёт безалаберный, тусклый, дешёвый, ненужный мотивчик.
Там, где гимны, тоскливо кружась, натыкаются на сплошь незанятые зрительские трибуны,в непристойных, двусмысленных позах лезут один на другого шалеющие от зачтённых очков, неотёсанные атлеты.На календарь наступив, задолго до праздников брызжут салютами пышные корпоративные буйства.Сами же праздники вроде б как больше уже никому не нужны — словно обглоданные скелеты.