— Ой, приятель. Да ты, кажется, вырос, — сказал Нуэ, когда, щелкнув вновь пальцами, увидел, что букашка превратилась в крупного жука.
Жук опять стал приближаться к Нуэ. Стало охотнику не по себе, и на сей раз он взял жука двумя пальцами и выкинул подальше. Однако жук еще увеличился и пополз к Нуэ. Нуэ подскочил на месте. Пять или шесть раз он пытался выбросить прочь жука, и каждый раз тот возвращался и стал огромным, размером с мышь. Нуэ изо всех сил наступил на жука. Под подошвой охотника тот стал расти и вырос размером с собаку. Нуэ схватил жука и бросил в костер. Языки костра охватили жука, но ему все было нипочем. Стал он не меньше коровы и упрямо продолжал приближаться к Нуэ. Тут-то охотник вскинул ружье на плечо и выстрелил в чудище. Со свистом вылетела пуля. А охотника впервые в жизни охватил такой страх, что он понесся домой без оглядки. Однако чем дальше он бежал, тем глуше становились места вокруг, и вот он оказался возле реки, которой ему никогда прежде не приходилось видеть. Попытался он перейти эту реку вброд, однако вода стала быстро подниматься, и надежда на переправу исчезла. Острые камни, острые колючки сухих деревьев на дне больно впивались в ноги, а река становилась все шире и шире. И тут охотник увидел, что неподалеку огромное сваленное дерево, словно мост, соединяет два берега. А на противоположном берегу что-то белеет. Пригляделся он повнимательнее и понял, что это пегая лошадь. Стоит лошадь, словно Нуэ поджидает. Добрался Нуэ до моста, перебрался по нему на другой берег, а там сел на лошадь. А пегая лошадь, неизвестно откуда зная, где находится дом Нуэ, мигом домчала его. Только слез на землю Нуэ, как лошадь заржала, взмахнула хвостом и поскакала обратно в горы. Нуэ никак не мог взять в толк, зачем жук-оборотень напал на него.
После этого случая Нуэ два-три раза поднимался в горы, туда, где встретился с жуком, но тот больше не появлялся. Не суждено было Нуэ встретить и пегую лошадь, которая спасла ему жизнь.
Голубой паук
Возле высокого пика Хаятинэ берет начало бурная река Хэикава. По берегам этой реки охотился охотник Нуэ. Как-то раз оказался Нуэ ночью в горах, и вдруг прямо перед ним кто-то скакнул и стал расти прямо на глазах, пока Нуэ не пришлось задрать кверху голову, чтобы разглядеть его. Это был голубой демон, которого частенько видели в этих местах. Сначала появляется лишь коротко остриженная, как у монаха, голова, а затем демон начинает быстро расти и превращается в громадину, поблескивающую голубым светом.
— Эй, я голубой демон, — прорычал демон, обращаясь к охотнику.
— А какое у тебя ко мне дело? — спросил охотник, который много повидал на свете и был не робкого десятка. Демон подошел поближе к Нуэ и сказал:
— Знаешь, что-то мне стало скучно. Давай состязаться в превращениях.
— Ну, что ж, давай, — ответил охотник, — только ты начинай.
— Во что мне превратиться? — спросил демон.
— Ты, приятель, слишком большой. Превратись во что-нибудь маленькое.
— Ну, смотри, я уменьшаюсь. Все вокруг окутал голубой дым, а когда он рассеялся, охотник увидел, что демон стал не выше его плеча.
— А еще поменьше ты не можешь стать? Стань таким маленьким, насколько ты можешь.
— Ну, смотри. Я уменьшаюсь, я уменьшаюсь.
Демон стал уменьшаться и оказался размером с паука. Нуэ проворно схватил его, положил в маленькую коробочку для пороха и защелкнул крышку.
На следующее утро охотник открыл коробочку и обнаружил в ней мертвого голубого паука.
Он посмотрел наверх, а там — то самое чудище. Сахэй побелел от ужаса. Тондзо заревел.
— Я же предупреждал! Не шуми в горах! Если еще раз станешь здесь приманивать дудкой оленей, я поймаю тебя.
Он повторил эти слова много раз, а потом стремглав, не разбирая дороги, бросился домой. А как только он вернулся, его тотчас же свалила хворь. Что это было за чудище, называвшее себя Тондзо и умевшее летать по воздуху, был ли это тэнгу, или барсук-оборотень — никто не знал.
Хворь мучила Сахэя девять дней, а на десятый он испустил дух.
Призрак на спине
Жили-были муж и жена. Работали они, не покладая рук, однако бедность и нужду знали не понаслышке. Но жили они дружно и на судьбу не жаловались. Жена не нарадовалась на ладный нрав мужа, хоть был он глуповат, да и трус ужасный, за что ему вечно попадало от жены. Когда посреди ночи ему нужно было справить нужду, он всегда будил жену и просил покараулить.
Эта история произошла летней ночью. Муж, вздумав пойти на двор, как всегда стал будить жену, которая мирно посапывала.
— Проснись, проснись, я пойду по нужде.
Жена, зевая и потирая глаза, сказала:
— Как можно быть таким ужасным трусом! Пойдешь сегодня один, когда-то нужно перебороть свой страх.
Ничего не поделаешь, пришлось мужу, озираясь в страхе по сторонам, вприпрыжку бежать до уборной. Забежав в уборную, он выглянул из окошечка, чтобы проверить, все ли спокойно вокруг. А, высунув голову из окошка, он уткнулся носом в цветок-луноцвет. Белый цветок свалился с черенка и остался у него на носу. Известно, что у страха глаза велики, и в кромешной тьме белый луноцвет показался мужу привидением. В ужасе с воплями:
— Призрак! Призрак! — он добежал до дома и устроил большой переполох.
Крича, он бросился к жене. Жена посмотрела на его нос и цветок на нем и с недовольством сказала:
— Послушай, муженек. Ты это называешь призраком? — с этими словами она протянула ему цветок.
Муж застыдился своего промаха и после этого случая перестал трусить, как прежде.
Через некоторое время поползли слухи, что на дороге в соседнюю деревню появляется призрак. И хоть до соседней деревни было рукой подать, с наступлением зимы женщины стали опасаться в одиночку ходить по этой дороге, пролегающей по полю мисканта. Резкие порывы ветра качали сухой мискант, и от его шороха и у бесстрашного храбреца на душе кошки скребли. Говорили, что от заката до рассвета среди сухого мисканта с воем: «Бэру-хон, бэру-хон» — бродит призрак.
Потому с наступлением ночи никто не отваживался ходить в этих местах.
Муж, услышав эти разговоры, лишь пожал плечами:
— Все шумят: призрак, призрак. Наверняка, это цветок-луноцвет.
Жена с недоумением покачала головой. Однажды вечером муж, выпив сакэ и порядком захмелев, ни с того ни с сего сказал:
— Пойду-ка я найду этого призрака и разберусь с ним по-свойски.
Жена удивилась, услышав такие речи.
— Перестань, перестань, — попыталась она отговорить его, однако он и слушать ее не захотел.
— Пока я не вернусь, не запирай дверь, — и взяв с собой лишь заплечный мешок, в каких обычно носят детей за спиной, вышел из дома. Дошел он до поля мисканта, но никаких подозрительных звуков не услышал.
— Куда же подевался призрак, который появлялся здесь прежде? пробормотал муж и стал осматриваться. Наступила полночь.
И тут-то муж услышал тот самый вой: «Бэру-хон, бэру-хон». Решив, что призрак требует посадить его «верхом» на спину, глупый муж повернулся спиной к тому месту, откуда доносился вой, и сказал:
— Ну, ничего не поделаешь с тобой, призрак-луноцвет, садись ко мне на спину.
Тут он почувствовал, как нечто тяжелое свалилось ему на спину прямехонько в мешок для переноски детей. От этой тяжести у мужа аж ноги подкосились.
— Ну и тяжелый ты, призрак! Ох, ох, как тяжело, — кряхтя и бормоча, муж еле дошел до дома.
— Жена, я принес призрака, открывай скорей! — закричал он, что было мочи. Тотчас из дома выбежала жена.