– Мне страшно, – говорю я.
Он молчит. Смотрит на меня блестящими глазами, поджимает губы, брови хмурятся, пытаются спрятать отчаянье. Он говорит:
– Когда мне все это окончательно надоест, я открою это чертову хрень и заберу тебя в душ.
– Почему не сейчас?
– Потому что он придет к тебе, а я очень хочу узнать, что эта ряженая тварь задумала.
Тут человек внутри меня отключается, растворяется в мерзкой твари, которая не брезгует человеческим нутром. Эта тварь распускается во мне кровавым бутоном, заполняет собой весь мир, застилает пеленой глаза, и вот одежда и кожа Куцего растворяются, обнажая скелет и внутренности. Я говорю:
– Заходи. Я все расскажу.
Куцый разворачивается и уходит, а я бросаю ему в спину смех, в котором уже нет ничего человеческого.
***
– Быстро! Быстро! – орет Медный.
Тройка и Вошь бегут впереди. Медный мог бы бежать быстрее, но ему приходится подстраиваться под ритм женщин, бегущих впереди. А нужно подстраиваться под тех, кто бежит сзади.
– Шевелитесь!!! – орет он.
Земля вибрирует под ногами, топот Красных оглушает – они уже близко, совсем рядом. Грохот сотен лап, гулкий рокот десятков глоток и пронзительный визг циркулярных пил.
Широкая улица стремительно заканчивается, и её хвост изгибается аппендиксом небольшой стоянки. То, что им нужно, стоит третьим с конца – темно-синий RAV-4, чей покатый зад уже вырисовывается на фоне острова заброшенных машин.
Возвращаться нельзя! Никакого Апекса. Возвращаться некуда!
Медный ускоряется, обгоняет Вошь, Тройку и вырывается вперед. Гул бессловесных глоток, резонанс земли усиливаются – огромная стая Красных приближается, и это заметно усиливает желание жить, а потому Вошь и Тройка прибавляют, залезая в долги там, откуда уже нечего брать – последние крупинки надежды, последние граны адреналина – их тела отдают последнее. Если ничего не выгорит сейчас, никто больше не рискнет Апексануть этот номер. Подохнут все трое, потому как никто не захочет повторить эту вылазку на «бис». Баста, карапузики, кончилися танцы.
Медный подлетает к авто, трясущаяся левая рука помогает трясущейся правой затолкать ключ в личинку замка. В какой-то момент Медный очень четко и ясно представляет, как ключ ломается, навсегда забираясь в металлическое ложе. Но нет – глухой щелчок, и дверь открывается. Рука Медного – к центральному замку – вверх, и остальные двери по команде снимают блокировку.
– Внутрь, – глухо рычит он, когда Тройка и Вошь оказываются за его спиной.
Медный – за руль, Тройка прыгает на пассажирское переднее, Вошь – на заднее. И вот настало то мгновение, которое решает все – ключ – в замок зажигания, поворот.
Мотор заурчал.
Внутренние замки закрывают двери. Послышались выдохи и мелодия натянутых до передела нервов с тихими матами.
RAV сорвался с места как раз в тот момент, когда улица заполнилась Красными до самой стоянки – поток красно-коричневого месива, живого, неразумного, но беспощадного, наводнил широкий проспект и теперь разрывал просветы между машинами отдельными фигурами, бесформенными телами с безлицыми головами. Машина взвизгнула колесами и понеслась по широкому проезду парковки. Зеркало заднего вида заполонили Красные. Медный бросил беглый взгляд по боковым зеркалам – там все пестрело алым.
– Сука, – стиснул зубы и вошел в поворот – дорога выезжала на главную, а дальше перед ними открывалось относительно свободное полотно широкого моста, главной аорты, соединяющий правый и левый берега города. RAV въехал на мост, Медный впился глазами в дорогу, педаль «газа» – в пол. Автомобиль помчался вперед, лавируя между брошенными автомобилями. Дорога широкая, почти полностью свободна, и лишь редкие бугры металла и стекла преграждали им путь, но не критично – вероятно, дорогу расчистили уже после Апекса те из людей, которым было жизненно необходимо иметь возможность беспрепятственно перебираться с одного берега на другой. «Северные». Медный вцепился в руль, костяшки огромных кулаков побелели, тонкие, бледные губы рыкнули:
– Держитесь крепче.
Женщины молча вцепились в ручки над головами – педаль – до упора, и RAV летит вперед.
Машину кидает из стороны в сторону, Тройка и Вошь закусывают губы, врастают руками в ручки и сиденья, пока их тела кидает по автомобилю. Машины одна за другой вырастают в обзоре лобового стекла, и это похоже на компьютерную игру, особенно когда оглядываешься назад – мост заливает Красным. Они разрезают воздух, они впиваются лапами в бетон, они толкают друг друга, и те, что по краям, беззвучно летят с моста вниз – в молчаливую реку. Месиво из красно-коричневой нежити растет, набухает, наливается, перетекает через высокие ограждения и срывается вниз огромными каплями. Медный бросает быстрый взгляд на водительское зеркало, чтобы обезумевшие глаза снова впивались в полотно дороги, разворачивающееся впереди. Безумная компьютерная игра. Только бы добраться бы до противоположного берега. Только бы увидеть его. Руки все сильнее стискивают руль. Апекс так работает – чтобы возвращаться в выбранную исходную точку, нужно увидеть её собственными глазами. Теоретически можно Апексоваться, куда захочешь, но… Быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Сука! Губа закушена до крови, женщины молча летают по салону… есть один нюанс – нужно точно знать, как выглядит это место в данный момент. Все, до мельчайших подробностей – каждый камень, каждая трещина, каждый мазок грязи на асфальте. Все. Абсолютно все имеет значение – не видя места таким, каким оно стало 17 сентября 2102 года, Апексоваться невозможно. Непонятно, как это работает, но взгляд сам фиксирует, и запоминать не нужно. Просто фото памяти. Взгляд в зеркало – позади до самых небес расцветает Красная лавина. Добраться бы до противоположного берега! Один взгляд – и можно сброситься на ноль. Взгляд вперед, в зеркало, снова вперед, в боковые зеркала – позади все кипит и бурлит живой мерзостью, застилая собой горизонт. Красная лава приближается слишком быстро. Один взгляд. Всего один взгляд. Середина моста, и Медный складывает дважды два.