– Гребанная сука… – прошептал Куцый, поднимаясь на ноги. Какое-то время он еще смотрел на стеклянный куб, а потом развернулся и побрел по коридору.
Он спустился по лестнице до самого низа – подземная стоянка, обжитая двуногими крысами, непривычна пуста. Куцый остановился, огляделся, глубоко вдохнул – вместе с выдохом последняя решимость рассыпалась в воздухе ворохом молекул углекислого газа. Он снова попытался убедить себя, что прав. Он был уверен, что поступает правильно с самого начала, просто каждый новый сантиметр на линейке времени, всякий «новый» день нагнетает напряжение своей безвыходностью. Ему казалось – приход Ряженого все изменит, но… Но пошли новые «первые» сутки, и если раньше вопрос бесплотным призраком скользил по стенкам стеклянного куба, то теперь он вопит, как пойманный в капкан зверь – ну запер ты её, а дальше-то что? Куцый прошел мимо стола, подошел к морозилке и протянул руку, но пальцы ничего не взяли, лишь прокатились подушечками по металлической поверхности дверцы. Куцый развернулся и побрел к выходу на первый этаж.
Наверху слепит свет бесконечного дня, льющийся из исполинских окон и дверей. Здесь никогда не бывает темно. Это одна из самых главных причин, почему они не обособились здесь – вечный день кого угодно сведет с ума. Он беззвучно пересекает холл первого этажа. Что же дальше, Куцый?
Вдруг звуки – очень тихие, короткие, высокие, сильно приглушенные расстоянием. Они быстрой дробью пролетели в кромешной тишине и растаяли, даже не оставив эхо. Куцый застыл, замер. Тишина мертвого торгового центра – ватой в ушах, и от этого удары сердца становятся оглушительными – оно разгоняется, потому что Куцый совершенно точно понимает, откуда идет звук. Он стоит и ждет. Ждет, что это окажется шуткой воспаленного разума – он очень надеется на галлюцинацию, он будет рад даже бреду или началу шизофрении, ведь это будет самым милосердным избавлением от всех проблем. Очень не хочется знать, КТО может стучать в двери снаружи.
Тук, тук, тук.
Куцый закрывает глаза и выдыхает. Словно та несмешная шутка – команда космонавтов готовилась к выходу в открытый космос, когда снаружи постучали. Последние люди в окружности десяти километров либо умерли, либо мигрировали (очень хочется верить, благополучно). Тогда кто может стучать? Да так деликатно, словно вот-вот извинится за беспокойство. Либо красные эволюционировали до «Сердечно извиняюсь, но, как ни прискорбно, я намерен вспороть Вам брюхо и сожрать ваши кишки, уважаемый», либо…
Тук, тук, тук.
Куцый выходит из-за угла, и широкий, длинный коридор открывает ему вид на прозрачный фасад. Под гулкое биение сердца он воображает Тройку, держащую в руках свои собственные кишки, он воображает Медного без головы, он рисует Отморозка в трупных пятнах, с разодранным до самого позвоночника животом, который хищно улыбается по ту сторону бронированного стекла.
Тук, тук, тук…
Куцый замирает. Куцый вглядывается…
Куцый срывается с места и бежит к двери.
Густым, липким сиропом тянется время, пока он растаскивает баррикаду перед дверью, а она терпеливо смотрит на него. Безумно медленно работают его руки, и он впервые боится, что её, наконец, увидят Красные. И он не успеет.
Стол скрипит по кафелю, замок двери металлически щелкает, отсчитывая обороты. Дверь распахивается:
– Заходите быстрее, – говорит Куцый, неизвестно зачем. Все равно ведь глухая.
Но глухая или нет, старуха кивает и протискивается в узкий проход двери. Куцый закрывает дверь и поворачивается – старуха протягивает ему что тонкое, меленькое, прямоугольное. Это фотография.
– Я почти не слышу, – говорит старуха. Её голос, тихий, низкий, спокойный, чем-то неуловимым выдает хорошее образование и начитанность. А также говорит о том, что слух она потеряла, будучи уже в возрасте. – Но я смогу сориентироваться по губам, если вы не будете торопиться.
– Хорошо, – говорит Куцый. – Что вам нужно? Вы хотите остаться здесь?
– О, нет, нет! – старуха верит седой головой, а потом цепкие глаза снова устремляются к губам парня, чтобы не пропустить ни единого слова. – Та девушка, что преследовала меня на стоянке, которая превратилась в Красную тварь…
– Откуда вы…
Но старуха подняла указательный палец в жесте «подожди» и продолжила:
– Когда почти не слышишь, учишься зорко смотреть – я видела вас обоих в зеркалах заднего вида и отражениях стекол, когда проходила мимо автомобилей.