А вот он себя не простил. И её не простил. И сожрал себя вместе со всем миром, окунув человечество в свою вину, макнув лицом в дерьмо обиды каждого человека на Земле. Боже мой, какое же это ужасное сочетание – гениальность без совести.
Он вздохнула. Исправить ошибку может только тот, кто её совершил.
Старуха поднялась на ноги, шагнула и опустилась на колени рядом с телом, тонкие, казалось бы, совершенно бессильные руки подцепили плечо, потянули вверх и перевернули тело на спину.
То, что она увидела, не удивило её. То, что она услышала, не стало новостью.
Что может произойти, если зажать кнопку Апекса и не отпускать?
Процесс переноса во времени застрянет на полпути к исходной точке.
С тихим щелчком Апекс, впаянный в его тело между двумя нижними ребрами, отщелкнул кнопку в исходное положение…
Что же может произойти, если источником энергии «А» станет что-то больше, сложнее, чем капля воды? Апекс захлебнется энергией «А», разорвет на составляющие источник, вывернет его наизнанку, вплетет в реальность человеческую сущность, расползется по миру, окутывая его прозрачным коконом одного единственного человека, выпуская на свет Божий его вину огромными Красными тварями, и вернет не одного, не двоих – он швырнет назад все человечество. Всем тем гениям, которые задумали решить свои проблемы за счет всего рода людского, огромная просьба – позаботьтесь о том, чтобы, умирая с Апексом в груди, упасть на спину, господа, дабы человечество не поперхнулось вашими ошибками и не утонуло в вашем дерьме по нелепой случайности или преступной халатности.
Мир вокруг вздрогнул, пошел рябью, завибрировал, словно сделал глубокий вдох. Углы комнаты начали осыпаться ворохом пикселей, стены расползаться трещинами, разлетаясь на составляющие – атомы рвут устоявшиеся связи, осыпаясь песком времени, возвращаясь к началу. Материя схлопывается, потоки частиц устремляются в обратном направлении, меняя полярность настоящего – прошлое становится будущим, будущее – несостоявшимся настоящим, а настоящее – всего лишь одной из вариаций, где…
… Вошь снова оказывается за рабочим столом, за пятнадцать минут до начала обеда. Она думает о квартальном отчете, о том, что ей придется поговорить со стажером на тему внимательности, а еще о том, что у неё задержка. Вошь улыбается – Бог знает, сколько они с мужем пытались зачать второго ребенка, и вот наконец-то.
…Тройка в юридической конторе несется по коридору с толстой папкой бумаг на подпись. Она опаздывает, она волнуется – вчера ночью у неё начался бурный роман с её холостым начальником, и все говорит о том, что одной ночью дело не закончится. Она семенит длинными ногами, затянутыми в узкую юбку, на высоких шпильках и со смущенной улыбкой на счастливом лице.
… Медный в парке со своей женой и дочерью – крохотным медно-рыжим солнышком, которое смеется до икоты и никак не может усидеть на месте. Она бегает вокруг родителей и пытается поймать солнечного зайчика.
…близнецы Отморозки, забирают из школы свою младшую сестру. Она спускается по ступенькам школьного крыльца, подбегает к братьям и берет их за руки – каждому по маленькой теплой ладошке и солнечной улыбке. Они смотрят на неё во все глаза, и просто не оторвать взгляды – в их руках самое нежное, самое ранимое создание на планете.
…Куцый только проснулся после ночной смены в баре. Он еще даже не умывался – он садится за стол, чтобы написать заявление на увольнение – вчера вечером ему позвонили из «АвтоВостока» и дали согласие на стажировку. Пока только помощником слесаря, но Куцый всю жизнь мечтал крутить гайки, и руки у него не из задницы, а потому у него нет ни единого сомнения, что он справится.
А Вобла… Вобла только-только обзавелась нервной трубкой и, плавая в амниотической жидкости, еще не догадывается, что там снаружи есть целый мир. Но краем сознания, тонкой гранью восприятия на уровне Божественной сути, она слушает, как решается её судьба – 17 сентября 2102 года. Родильный дом №2, отделение перинатального наблюдения…
***
17 сентября 2102 года. Родильный дом №2, отделение перинатального наблюдения.
Длинный коридор, светлые стены и высокий потолок – узкое русло, по которому струится поток людей, то гуще, то мельче, и в поток размеренного хода времени вклинивается его такой любимый, такой яростный голос:
– Я сказал – ты сделаешь это!