Ну а чё, Эрнесто чётко описал перспективы и Трофимова, и Серёжи Фомичёва. А Бахебри наоборот попытался соврать.
— Или второй вариант. — Под влиянием вереницы подсказок интерфейса тоже выхожу из-за стола и сажусь напротив. — Мне приходилось слышать, что очень важные и могущественные люди становились беспомощными на коротком отрезке времени. Пальцы в двери там, гвозди в коленную чашечку, горящая спичка в уретру — ну не готовились они работать против таких инструментов. Соответственно, на каком-то пятиминутном периоде объективно проиграли таким, как вы.
Его лицо расплывается в довольной улыбке:
— Продолжай. Похоже, ты неглупый мальчик.
— Но и здесь несовпадение. Я понимаю угрозу силой, но когда на то есть базис сильной стороны. А когда личинка мухи угрожает боевой пчеле, — пренебрежительно окидываю его взглядом с головы до ног и развожу руками. — О, вспомнил правильное слово: личинка мухи называется опарыш...
Индикатор его агрессивности резко скачет втрое вверх.
— Суммируем. На длинном отрезке времени вам, Бахебри-сан, имеет смысл беспокоиться о своей сохранности гораздо больше, чем мне.
Не говорить же вслух, что я лично видел, чем заканчиваются даже не конфликты, а лишь намёки на них — с семейством Эскобар — прямо на трассе. Не думаю, что Хамасаки чем-то принципиально от Дальхис в таком вопросе отличаются.
— На коротком отрезке я и вовсе сделаю из вас отбивную, хотя для вас это и не самоочевидно, — завершаю спич. — А потом вы проследуете в тюрьму или на шахтерскую планету, тарахтеть кандалами. Сами в тюрьме, поди, пока ещё не сидели? — изображаю максимум душевного участия. — Говорят, на шахтерских планетах нет отдельной резервации для бывших сотрудников. Циничная общага, где бывшему легавому о-о-очень несладко.
Отец рассказывал, что почему-то именно фраза о тюряге в собственный адрес без исключений и на ровном месте выбивает из колеи абсолютно любого полицейского опера, сто раз из ста. По крайней мере, там, где жили мы.
Реакция же Бахебри меня и вовсе удивляет: он вдруг серьёзнеет, черты лица заостряются. Дальше он снимает пиджак, аккуратно кладёт его на стол и спрыгивает на пол.
Затем вдруг краснеет и с нечленораздельным криком бросается на меня.
"УГРОЗА! АКТИВИРОВАТЬ БУСТ?!"
Нет.
Смахиваю уведомление вниз.
На досуге надо будет, конечно, поиграться со своими новыми возможностями — ну а вдруг и я теперь могуч, как накануне Толстый. Которому попадаешь в голову — а он не падает.
Но в такой узкой и практической ситуации полагаться следует лишь на то, что наработано тобой лично на практике и до автоматизма. Не на незнакомый программный продукт, который ты секунду назад в глаза впервые увидел.
Выдерживаю паузу в половину секунды. Затем подтягиваю колено к груди и, когда он приближается, просто выпрямляю ногу.
Не понял. Он что, думал, что я так и буду сидеть и ждать? Или что я побоюсь ударить полицейского при исполнении, ещё и первым?!
Во время нашего тактильного контакта, точнее, через долю секунды после соприкосновения, мой интерфейс вспыхивает первой, но не последней гроздью сообщений.
Бахебри тем временем предсказуемо улетает спиной назад, через стол и дальше, к стене вместе со стулом.
Мне же становится ещё более не по себе. Как говорит Мартинес, когда я чего-то не понимаю, я этого боюсь: на что он всё-таки рассчитывает? Ну не может же всё быть настолько идиотским, как в плохом детективе столетней давности?
Фоном (опять благодаря концентратору) мелькает мысль: а ведь Айя чертовски права. Неизвестность реально способна испугать намного больше, чем...
В который раз за последнюю пару дней додумать хорошую мысль до конца не получается, теперь даже несмотря на нейрокоррекцию: дверь в опросную звонко падает на пол плашмя сразу после того, как стул и Бахебри звонко финишируют у стены.
Судя по грохоту, весила конструкция не один центнер.
***
"Я не могу сообразить, на что он рассчитывает" — Тика абсолютно не к месту обхватила себя за плечи руками.
Так и стала за спинами латинос, муравьями припавших к швам дверного косяка и к самой двери.