Несмотря на нечеловеческую усталость, овладевшую телом и разумом от долгого и тяжёлого пути, а ещё больше — от увиденного дома, Армен всю ночь не смыкал глаз. Он бережно держал прозрачную руку матери. Истощённая (настолько, что не могла разговаривать с сыном, с которым раньше днями и ночами мысленно беседовала), Лара лишь периодически слабо сжимала его огрубевшие за время службы пальцы, по всей видимости, давая понять, что она в сознании и не стоит волноваться. Иногда даже пыталась улыбнуться, скорее, чтобы скрыть боль, грызущую её изнутри. Лара никогда не показывала своей боли, не делилась ею и, наверное, потому так рано угасла…
Армен вспомнил, как часто мать, по поводу (например, когда он приходил домой с ушибами и ссадинами после игр во дворе) или без, просто от полноты любви и нежности, произносила с разными в зависимости от ситуации оттенками в голосе: «Цавт танем» («Возьму твою боль»). Видно, слишком много чужой боли взяла она на себя. Её маленькая, невесомая и беспомощная сейчас рука неизменно дарила окружающим радость и тепло, никогда не уставая и не оскудевая. Но теперь ненасытная болезнь заявляла свои права на эту заботливую и любящую руку, и она медленно уступала ей. Армен готов был взять всю боль матери без остатка себе. Но как?..
На столе медленно таяла свеча, истекая горячими восковыми слезами. Сын держал безвольную руку матери в своей крепкой ладони и мучительно думал: «Разве эта святая женщина заслуживает таких странных и ужасных мучений?..»
А ещё он пытался понять, в чём секрет жизненной силы, где она берёт своё начало и куда вдруг уходит…
Глава 9
Предрассветную тишину взорвал невообразимый грохот. Город встрепенулся всем телом, вмиг проснулся, закричал, задрожал.
Армен, который только под утро забылся тревожным и зыбким сном, бросился прикрывать собой мать, как это делает в минуту смертельной опасности боевой командир, спасая молодого и неопытного солдата. Столь же самоотверженно поступил отец, поспешивший обезопасить не себя, а свою половинку: он в свою очередь лёг грудью на спину сыну с широко раскрытыми руками, тем самым пытаясь заслонить как супругу, так и сына. Смерть миновала их, и не верилось, не хотелось верить, что рядом, буквально в соседнем доме калечились и угасали чьи-то жизни…
Но Лара не могла долго терпеть выпавшие на её долю страшные мучения, да и не хотела, очевидно, ставить под угрозу жизнь родных, не отходивших от неё. На третий день после приезда сына, не дожидаясь очередного смертоносного рассвета, она ушла в иной, наверное, лучший мир. На прощание Лара явилась вздремнувшему Эрику молодой и полной жизни. Прекрасное её лицо озарялось необычным светом, похожим на солнечный блеск. Эрик явственно ощутил нежное прикосновение к своему плечу и вскочил с кресла. Армен в это время пытался прощупать пульс на холодеющей руке матери. Всхлипнув, отец обнял голову сына, крепко прижав к своей груди. Он дал волю своим слезам. По-стариковски опустившиеся его плечи содрогались нервной дрожью. Когда вдруг появились Анаит и Астхик, Эрик вовсе перестал сдерживать себя и стал трястись в прерывистых рыданиях. Девушки тоже заревели. На шум поднялись из подвала две соседки и, невольно застыв у порога квартиры, тихо и растерянно запричитали. Армена душили боль и обида, слеза пробивалась наружу, но он боролся с ней — вновь не хотел показаться беспомощным и побеждённым…
Прощались с Ларой всем двором. Презрев ежеминутную угрозу обстрела, люди, даже подростки и дети, вышли из подвалов. Взрослые и не пытались возвращать их обратно в укрытие. И это было торжеством жизни над смертью, которая, забрав измученное болезнью тело, была бессильна перед святой душой любимой и почитаемой всеми женщины-матери…
Глава 10
Несмотря на уговоры Армена, Роберт не стал задерживаться в Степанакерте и прямо с вертолётной площадки в окрестностях города отправился искать своих родных в деревню. Интуиция, которая, как известно, обостряется в минуты опасности и эмоциональной нестабильности, подсказывала ему, что они должны быть там…
До деревни было километров тридцать. Рассчитывать на попутный транспорт не приходилось — на просёлочных полувоенных дорогах случайных машин не было. Давно уже миновал полдень, и нужно было спешить, чтобы успеть к вечеру. Роберт знал дорогу — в детстве, когда были ещё живы дедушка с бабушкой, он каждое лето проводил в деревне школьные каникулы. Но теперь время было лихое — чтобы попасть в родную деревню, нужно было пройти через азербайджанское селение, которое за последние годы успело расшириться и разрастись до самого настоящего посёлка, вклинившись между областным центром и другим армянским городом и превратившись теперь в искусственную разделительную преграду. Более того, оттуда периодически обстреливался Степанакерт и делались набеги на ближайшие армянские деревни с целью угона скота…