Эрик искал утешения в собственной боли, всё глубже погружаясь в неё. Он мучительно старался уничтожить невидимую преграду, которая разделила его душу на две части: светлую — от воспоминаний и тёмную, в которой отражалась горькая действительность. Он стремился к Ней: «Родная, жди меня, не дам тебе / На вечности ветрах одной замёрзнуть… / Иду к тебе, иду — продолжим мы / Путь прерванный наш к свету и теплу…»
Лирические излияния возбуждённых чувств, как анальгетик, на время приглушали боль, притупляя чувство реальности и приукрашивая действительность. Но вскоре вновь охватывало безнадёжное, сосущее одиночество.
«Ты подарила строке моей Трепет, мысли — Свет, биению сердца — Надежду…» Нежные строки вдруг сменялись чёрной тоской и отчаянием, мысли теряли стихотворный облик, записываясь лихорадочными предложениями: «С грустной песней, болью и свежими ранами пришла новая осень. Пахнет дымом и порохом… Как тоскливо: в ущельях реки не бурлят, на лугах и пригорках не пасутся телята, стаи птиц улетели из девственных лесов, не слышен больше голос пахарей на полях, на умирающих деревьях в саду каркают вороны, на бесплодных пашнях стрекочут сороки… Что мне делать теперь без любви?..»
Ни погружение в творчество, ни сочувствие и поддержка друзей, ни забота детей, ни вино, в котором Эрик временами пытался найти спасение, не были достаточными для преодоления этого одиночества. Единственный выход из положения — достижение единения с другим человеком в любви — был теперь возможен для него только вне земной реальности.
«Жизнь моя была отчаянным зовом и тщетным криком, сердечной болью и душевной мукой, сизифовым трудом…» — мучился Эрик в депрессии.
Дальнейшее существование, казалось, потеряло всякий смысл. Но если поэт может в сердцах скомкать свой неудачный черновик и решительно бросить в урну, тем самым избавившись от ощущения собственной творческой неполноценности, то Бог не поступает так со своим творением, продолжая с безграничным терпением наставлять его на истинный путь, каких бы мучений человеку это ни стоило. Ведь во всём, что происходит в нравственном мире, виноват в значительной мере сам человек, и Господь даёт ему шанс осознать это… Но пока Эрик был ослеплён горем.
Душевное состояние отца не давало покоя Армену, но он не мог находиться всё время рядом и часто приходил домой лишь поздно ночью. Армен был занят формированием отряда самообороны…
Глава 14
Двадцатипятилетний Даниел крутил баранку городского маршрутного автобуса и, как говорится, в ус себе не дул. Даже о женитьбе, несмотря на наставления родителей, он пока не думал. Ему казалось, что в запасе уйма времени для всего. Даниел даже предположить не мог, что очень скоро жизнь резко изменится, и ему придётся оставить всё и взять в руки оружие, чтобы защитить свой родной край.
Андрей, зубной техник, наоборот, был человеком семейным, добропорядочным и рачительным домохозяином. Теперь и он, почтенный отец, записался в отряд самообороны — бороться за безопасность и мирное будущее своих троих детей.
Мовсес работал в школе учителем математики. У него были проблемы со зрением, о чём свидетельствовали очки с толстыми линзами. Но он очень любил свою родину. Любил не на словах, и потому без колебаний пошёл в добровольцы, хотя никогда не держал в руках боевое оружие.
Размывая возрастные границы, нарастающая угроза войны стёрла в определённой степени и половые различия. Среди бойцов отряда Армена была и девушка. Нет, Гаяне отнюдь не считала войну женским делом. Но она, беженка из Кировабада[94], повидавшая на своём двадцатилетнем веку много несправедливости, не могла воспротивиться зову сердца и совести и решила разделить с мужчинами все опасности, тяготы и лишения военного лихолетья. И в отряде её не жалели, «гоняли» наравне со всеми, будь то физическая или огневая подготовка, марш-бросок или рытьё окопов. Девушка старалась не отставать от парней и не выделяться, словно поставив себе цель развенчать мифы о «слабом» поле. Само присутствие Гаяне воодушевляло ребят, подтягивало их и, казалось, делало ещё сильнее.
В отряде уже набралось три десятка человек: соседи, друзья, знакомые. Это были люди самых что ни на есть мирных профессий, вынужденные на время оставить садовничью лопату, учительскую указку, баранку автомашины и взять в руки… нет, не автомат и гранатомёт, а чаще всего охотничье или самодельное ружьё. Для защиты своей земли. И готовились эти люди к настоящим боям. Благо почти все они в своё время прошли двухгодичную срочную службу в советской армии, и в ходе организованных Арменом учебно-полевых занятий быстро восстановили свои навыки и знания.
94
Кировабад — армянские погромы в ноябре-декабре 1988 года в г. Кировабаде значительно усилили волну беженцев и из других азербайджанских городов. К середине 1989 года армяне полностью покинули указанный город, равно как и большинство других регионов АзССР.