Владимир скорчил физиономию. Он терпеть не мог напрягать друзей, потому что потом друзья напрягали его, а в итоге всем приходилось бухать, то возмещая благодарность за компанию, то за компанию принимая благодарность. Не то чтобы Вова не любил выпить за компанию, он просто ненавидел скандалы и каждый раз, возвращаясь домой в нетрезвом виде, переживал, что супруга когда-нибудь выполнит обещание и в самом деле снимет с него скальп.
– Что вы так всполошились? – вздохнул Рыжов. – Можно подумать, первый раз замужем.
– Вова, мы упустили время, возясь с банкиром. Теперь надо его нагнать.
– Сомневаюсь, что Кутузову грохнул кто-то третий. Следов пребывания в квартире еще одного субъекта я не обнаружил. Старые отпечатки, не принадлежащие Семеновичу и Кутузовой, присутствуют, а свежих, увы, нет. Следов взлома на замке тоже нет. Потерпевшая в момент смерти спала, значит, она не могла впустить убийцу в квартиру. А вот пальцы Семеновича на двери присутствуют. В дежурную часть звонил с домашнего телефона Кутузовой пьяный вдрызг мужик. Я прямо вас не узнаю, Леночка Петровна! Построили сейчас версию на основании звонка неизвестной Наденьки, которой кошмар приснился… Да мало ли кому что во сне привидится? Мне давеча снилось, что жена мне изменяет.
– Вот! – ткнула пальцем в лоб Рыжова Елена Петрова.
– Что значит – вот? – оторопел Вова.
– А то и значит. Наденька подсказала нам мотив этого убийства: ревность. Кутузова изменяла некоему Железному Дровосеку с дядюшкой Скруджем, прости господи. В переводе – с банкиром Семеновичем. Не Семеновичу она изменяла, а Дровосеку. Раз Наденька так волновалась и даже позвонила Кутузовой в шесть утра, чтобы проверить, все ли с девушкой в порядке, то сегодняшняя ночь для потерпевшей была предприятием рискованным. Полагаю, в любой момент мог нагрянуть Железный Дровосек и порешить изменницу. Выходит, Наденька не напрасно волновалась, потому как в активе у нас труп Кати. Вывод: у Екатерины Кутузовой есть еще один покровитель, и тот – птица еще более высокого полета, чем управляющий одного из крупнейших банков Москвы. И последнее: Семенович вел себя довольно странно. Сначала позвонил в милицию, рассказал, что сотворил, открыл дверь, а потом вдруг избавился от орудия преступления и решил ванную с ароматной пеной принять?
– Банкир же пьян был в сосиску. На бутылках виски, которые он за вечер усосал, только его отпечатки, то есть его никто не поил насильно. Прикиньте, что можно наворотить с такой лошадиной дозой алкоголя в крови. Не мне вам рассказывать, сколько нелепых убийств совершается по пьяни. И потом, с чего вы взяли, что банкир сначала позвонил в милицию, а потом от пистолета избавился? Возможно, все было наоборот: Семенович грохнул Кутузову, избавился от орудия преступления, а потом его обуяло раскаяние, он позвонил в милицию и нырнул в ванну – помыться, так сказать, перед заключением под стражу.
– Тем более баллистическая экспертиза нужна срочно, – с нажимом сказала Елена Петровна. – Вдруг нам повезет и пушка за банком Семеновича числится. Допустим, банкир прихватил пистолет в оружейке, перед тем как на свидание поехать. В этом случае против Семеновича у нас хоть что-то будет. Помяни мое слово, он очухается, вызовет роту дорогущих адвокатов, и жизнь нам медом не покажется. Дядюшка Скрудж… это ж надо, – усмехнулась Елена Петровна. – Видно, банкир жадный был до денег.
– Поэтому он и банкир, – рассмеялся Рыжов. – Леночка Петровна, вечно вы усугубляете. Дался вам тот пистоль! У нас есть фонограмма звонка в дежурную часть, причем с признанием в убийстве. Проведем экспертизу, идентификацию личности по голосу, и никакие адвокаты Семеновичу не помогут.
– Что-то я слабо в это верю. – Елена Петровна склонилась к уху Рыжова и сказала шепотом: – Опасаюсь, что корреляция результата будет высокой из-за того, что участковый Семеновичу два зуба выбил.
Криминалист заржал во всю пасть.
– Ну ладно, ладно, уговорили. Сделаем в лучшем виде, как говорится.
– Сделай, Володь, – покивала Елена Петровна. – Ох, не нравится мне это дело. Чую, пахнет жареным.
– Вечно вы драматизируете, – улыбнулся криминалист, не веря, что вскоре выяснится: интуиция Елену Петровну не обманула.
Глава 3. Дядюшка Скрудж
Утром следующего дня Зотову ошарашили сразу две новости. Баллистическая экспертиза показала, что пистолет, из которого застрелили Екатерину Кутузову, проходил по еще одному делу об убийстве, «глухарю» двенадцатилетней давности. Результат патологоанатомического исследования трупа тоже впечатлял: Палыч насчитал у потерпевшей Кутузовой пять давних прижизненных переломов непонятного происхождения. Травмы были получены в разное время. Где и при каких обстоятельствах девушка ухитрилась сломать два ребра, лодыжку, запястье и ключицу – предстояло выяснить.
– Надя, скажите, пожалуйста, Катя увлекалась экстремальными видами спорта? – спросила Зотова, разглядывая хмурую девушку с грубыми, мужскими чертами лица и крупными руками.
Глядя на Надежду Серову – как выяснилось, близкую и единственную подругу Кутузовой, – невозможно было представить, что кто-то может называть ее так ласково – Наденькой. Про таких говорят – мужичка. Обряди девушку в тельняшку и клеши – от парня не отличишь. Коренастая, плечистая, с короткой рваной стрижкой и широкими неухоженными бровями. Следить за собой Наденька явно не умела или не старалась: нездоровая кожа, расчесанные на лбу прыщи и заусенцы на пальцах. Одевалась Серова своеобразно: лиловый свитер из тонкого джерси и вельветовые темно-фиолетовые джинсы были куплены явно в фирменном магазине, но сидели на Наденьке, как седло на корове. Из узких штанов, собираясь на талии, вываливался лишний жир, плотно облегающий свитер фактурно обрисовывал несовершенство фигуры. Видимо, Наденька покупала вещи на два размера меньше с расчетом на то, что вскорости сбросит вес.
«Мечты, мечты…» – подумала Елена Петровна, поправив воротничок свободной блузки, скрывающей ее пышную грудь и прочие округлости. Еще Зотова подумала, что личная жизнь у Нади Серовой, должно быть, не складывается, раз она живет событиями и любовными похождениями своей единственной подруги Екатерины Кутузовой.
Смерть близкого человека Надя переживала тяжело. Трофимов, когда приехал к Серовой, застал девушку в истерическом состоянии, граничащем с помешательством. Подручными средствами – валерьянкой и валокордином Трофимов успокоить Надежду не смог, вызвал «Скорую». После укола врача Надя уснула. Оставив в квартире соседку, которая вызвалась подежурить у постели Серовой, Венечка отбыл ни с чем. Выяснилось, что Надежда была зарегистрирована по тому же адресу, что и Кутузова. Знакомы девушки были еще по школе-интернату, где выросли. После выпуска, получив от государства по комнате в разных районах Москвы, подруги разменяли их на однокомнатную квартиру и поселились вместе. По описанию Трофимова, комната напоминала ателье – ткани в рулонах, манекен, швейные машинки. Но прибрано и чисто. Венечка также отметил, что в квартире на улице Вилиса Лациса отсутствовала художественная литература, на книжных полках вместо книг сидели куклы Барби в бесчисленных количествах.
Серова молчала, исподлобья смотрела на Зотову и грызла пухлые губы.
– Надя, я понимаю, что вам очень тяжело сейчас. Но, пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться. Ради своей подруги. Нам нужна информация. Ваша подруга увлекалась экстремальными видами спорта?
– Нет, – подавленно сказала Надежда.
– Тогда откуда у Кати переломы?
– Не знаю, – слишком поспешно сказала Надежда и отвела взгляд. – Катя не занималась экстримом. Она рисовать любила и в куклы играть. Наряжать их. Однажды в интернате платье у одной куклы порезала и перекроила, там ей всыпали потом по первое число. Месяц не разрешали с куклами играться! А по мне так платье даже лучше стало. Катюня модельером мечтала стать. В швейное училище поэтому пошла учиться. Ну и я за компанию пошла, но меня выгнали.
– Почему?