– Я наконец-то свободна, – сказала апельсиновая девушка. – Чем займемся?
«Любовью, мы займемся любовью». Вот что надо было сказать, подумал я, наливая горячую воду в заварочный чайник. Но сказал я тогда другое.
– Я собирался в соседний лагерь прогуляться. Помнишь, они у нас в гостях были и звали к себе. А по дороге лес пофотографировать хотел.
– А меня с собой возьмешь?
– Пойдем, – кивнул я.
Мы договорились встретиться у ворот через десять минут, я заскочил к себе в комнату, сунул пару презервативов в карман шорт и достал фотоаппарат.
Мы уже вышли за территорию лагеря и углубились в лес, когда я понял, что апельсиновая девушка может стать помехой в моем плане по соблазнению моей внеземной любви. Мы придем в соседний лагерь, и она сядет рядом со мной, и никакого разговора с Верой не получится.
Там что-нибудь придумаю, решил я, и мы продолжили путь.
Апельсиновая девушка много улыбалась и смеялась, часто прикасалась ко мне, иногда делала паузу в разговоре и просто смотрела на меня. Когда попадался красивый вид, она позировала с видом самым соблазнительным, но я ничего не замечал. Сейчас, вспоминая эту вечернюю прогулку по лесу, я понимаю, что девушка пыталась меня соблазнить, но я даже не замечал ее намеков.
Когда мы добрались до соседнего лагеря, уже стемнело. Я спросил в ближайшем корпусе, где вожатая Вера. Мы дошли до нужного здания и вошли внутрь. Дети уже спали в своих палатах, а вожатых мы нашли в игровой комнате. Те готовились к завтрашнему мероприятию. Вера была удивлена, увидев меня, а две ее напарницы проявили, куда больше радости. Я их хорошо знал – Лена и Оля, мы вместе ходили в литературную мастерскую в вузе. Мы поболтали немного. Я рассказал, как нам работается. Девушки рассказали о своем лагере. Я сказал, что к нам приходили гости отсюда и звали на посиделки. Вот мы вдвоем и пришли.
– У нас тут порядки очень строгие, – сказала Лена. – Никаких вечерних посиделок. Начальство обещало выделить один вечер на вожатник, но пока молчит.
Оказалось, что те приходившие к нам вожатые, нас обманули. Мы еще посидели немного. Я все ждал момента, когда Вера выйдет, и я смогу догнать ее, и мы останемся наедине. Я смутно представлял, что скажу, моя нерешительность при прежних попытках назначить свидание как-то забылась, а презервативы в кармане жгли кожу сквозь подкладку, призывая к действию.
Наконец, апельсиновая девушка предложила идти обратно. Уже была почти полночь, и до своего лагеря мы доберемся ни раньше половины второго.
Я смутно помнил обратную дорогу. Мы шли в темноте, только при свете звезд. Уже ни через лес, а по шоссе. Болтали ли они о чем или проделали весь путь в молчании? Я не помню.
Когда мы, наконец, добрались до своего лагеря, я предложил идти на поляну, где обычно собиралась тусовка по ночам. Апельсиновая девушка отказалась, сказав, что уже поздно и она идет спать. Даже если бы мне пообещали миллион долларов, я не смог бы вспомнить тона, с которым она это сказала. Я ответил, что тогда пойду один, и попросил оставить фотоаппарат у нее в комнате. Корпус, в котором жила девушка, был ближе, чем мой.
Почему я просто не отдал ей камеру, я не помню. Девушка зашла в темный холл, и я последовал за ней. Мы поднялись по лестнице и вошли на второй этаж, стараясь не шуметь. Апельсиновая девушка, не поворачиваясь, достала ключи и открыла комнату.
Когда свет зажегся, я зашел внутрь. Соседки не было, скорее всего, она была на поляне или уже в постели у своего парня. Апельсиновая девушка кивнула на стол, показывая место, куда я могу положить фотоаппарат. Я так и сделал. Наконец, словно решившись, девушка повернулась и приблизилась ко мне. Апельсиновый запах уже выветрился и был совсем слабым.
– Спасибо за компанию, – я обнял девушку. – Спокойной ночи.
И вышел.
Сейчас, когда я вспоминаю это, меня наполняли не слишком то приятные чувства. Появился какой-то неприятный осадок. Каким же я был тогда идиотом.
Я знаю, что сильно изменился за время, что прошло со студенческих пор. Сейчас я другой. Уже не такой одурманенный идиот.
Как много прекрасного я упустил! Очень горько об этом думать. Эта влюбленность в девушку, которая даже не замечала меня, заслоняла реальный мир. Это наваждение, эти образы в голове, что преследовали меня, не давали мне увидеть банальную правду: я был неинтересен Вере. И за два года этой влюбленности, сколько я упустил.