I. Oblitus. Часть 1
Натан, по-турецки закинув ноги, сидел на скрипучей кровати, закутавшись в плед и уличную одежду. Окна и двери были плотно закрыты, в щелях красовались разноцветные рваные тряпки. Изо рта вырывались облачка белесого пара. Согреться не удавалось совершенно, как будто даже собственное тело отказалось дарить тепло. Отопительная система в один прекрасный момент отказала, словно так и надо: окончательно проржавели трубы и батареи. Пока отремонтируют, пройдет неделя, а ее придется проводить без тепла. В лютый - почти минус сорок - мороз. Впрочем, интуиция подсказывала, что он не заболеет и не умрет, выбьется в невероятный мир людей. Хотя смерть его знает! Не умер во младенчестве, может умереть и сейчас. Это правда жизни. Ноги затекли. Постаравшись их чуть передвинуть, он вызвал неприятный для ушей скрип. Пружины, впивавшиеся в тело, хоть и не выступали из матраца, но чувствовались, только проведешь по кровати рукой. Хоть на худую подушку сядь, хоть на что - все равно от них не денешься. Постель потрескивала от нестерпимого холода, медленно, но верно заледеневая. Вечером мальчишки обещались выкрасть у нянек-омег печку, чтоб погреться, а Натан - найти топливо да спички. Такого у парня было в запасе, правда, вместо привычных дровишек придется использовать газетную и книжную бумагу и сухие листья из омежьего гербария (добыть его не стоило Натану ничего - сам же омега). Осталось только представлять мерно разливающееся по телу тепло и яркие всполохи танцующего пламени. Какая разница, что за это сулит немалое наказание? Натан с радостью возьмет всю ответственность на себя - пусть бьют, пусть заставят работать, но он не позволит, чтобы радость детдомовских кто-то испортил таким вот способом. Сам он к наказаниям привычен, ибо вечно приходится кого-то выгораживать. Пусть он прочувствует всю эту боль, только бы ее не чувствовали другие. Почему-то когда наказывали остальных, совесть причиняла такие страдания, что самому принять порку захочется с первой секунды. Да и наказания назначали за несущественные мелочи, против чего омега и стоял. Дверь скрипнула, и через нее хлынул поток малолетних сирот. Все были в зимнем, обнимали себя и друг друга, кто-то еще и пледом укутывался. Карие и голубенькие глаза с надеждой взглянули на Натана, ребята подбирались все ближе. Заговорить или присесть на кровать не решался никто до определенного момента, врезавшегося в их память на всю жизнь - парень кивнул, постучав по насиженному матрацу; за ладонью отозвались пружины. Но какая разница была осчастливленным ребятишкам? Они отморозили себе носы, пальцы, ладони, ножки, глаза слезились от постоянного холода, а тут им предлагают бесплатное человеческое тепло! С такой просьбой не придешь ни к нянькам, ни к учителям, ни к старому бете-эконому, тому еще скряге. Они-то будут греться у своих печек или главного камина, а детям не дадут ничего. «Ха, пусть мерзнут, зато работы будет меньше!» - казалось, они думают именно так. - Давайте, заползайте, заползайте. Ник, ну у тебя руки синие! Давай сюда, я тебе разотру. Эй-эй, ребята, трите руки, носы, об меня грейтесь, давайте. Потерпеть недолго осталось, - шептал из-под шарфа Натан, грея небольшие ладошки в своих руках. Только бы Берт и остальные побыстрее принесли чугунную печку сюда. Тогда тепло - слава богам! - коснется обледенелых тел. Можно не сомневаться, в комнате все приютские поместятся, всем хватит живительного огня, учитывая, что некоторые уже не поднимутся с кроватей. Пусть земля им будет пухом, а следующая жизнь - раем. Живых осталось тридцать в огромном сиротском приюте, рассчитанном на пятьсот человек. Сироты дохли здесь, как мухи. Нужно поистине стальное терпение и отменное здоровье, чтобы выползти из этого ада к восемнадцати годам. Поэтому «старожил» здесь было немного - всего-то пять: Натан, Берт, Рик, Алек и Остин. Первые трое дожили до семнадцати, последние - до пятнадцати. Остальные ребята из приюта были малыши лет до семи (брошенным младенцам выделили даже отдельное крыло). Действительно хорошо смотрели только за совсем крохами, им смерть пока не грозила. Однако остальным детишкам... вполне. Натан бы сам их принес, но как он бросит здесь остальных? Слишком сложный выбор, только сердце болит сильнее. - Затихните, - прохрипел вдруг омега, расширив от удивления и страха глаза. Кто-то шел по коридору. Нет, вряд ли Берт: нельзя так легко идти по скрипучему полу с тяжеленным чугуном в руках. В сердце закралось сомнение. Что-то не так. - Кто-то идет. Наш ли? Дети тут же перестали переговариваться и ерзать по кровати, застыли точно статуи и только тихо дышали, боясь чужого приближения. Если это будет кто-то еще, кроме знакомых «старожил», им несдобровать. Давно наступил комендантский час, поэтому их тут же разгонят по кроватям и заставят раздеться до нижнего белья, а это верный путь к смерти. Возможно, они так сильно шумели, что теперь какой-то учитель или кто еще решил разобраться? Если это действительно так, то пусть спать и гонят! Заслужили, смерть быть с ней, пытку. А если нет... то пусть взрослые горят в аду! Ребята после смерти лично приготовят им ковши с кипящим маслом. Этот кто-то на секунду остановился. Похрустел суставами и затих, будто прислушиваясь. За окном гаркнула ворона, торопливо хлопая крыльями. Загудела луна, смешиваясь с редким дыханием сирот. Тикали ходики. Мебель кряхтела от мороза. Никакого скрипа, сопения и гула. Только снаружи веселился ветер, туда-сюда гоняя снежную пыль. Могло показаться, что воспитательный дом заснул. Но проведешь ли такой тишиной наученного горьким опытом воспитателя? Ага, как же. У них имелись свои методы воздействия. Впрочем, не поддашься, не обнаружишь себя хоть звуком - выиграл, делай, что хочешь. И приютские собирались победить в этой битве. Вызов принят, игра началась! - Спите? - Никто и бровью не повел. Как можно так неумело вести эту игру в кошки-мышки? Или... О, если это новенький, то ребяткам нехило повезло! Значит, он прямо сейчас и уйдет, не услышав ни звука. Просто прекрасно! До такого прекрасно, что хотелось выдохнуть полной грудью и опять зашептаться, не обращая внимания на присутствие постороннего. Ник уже порывался, но... резкая рука Натана закрыла рот, отрезав всяческие попытки сказать что-либо. До омеги быстро дошло, что это не более чем уловка. - Не повелись? - Ответом снова была тишина. - А я так надеялся! Совершенно сказать нечего... Ну уж ладно, я так устал, поэтому творите, что хотите. Но завтра с утра я буду осматривать комнату. Можете подготовиться, если хочется. Предупрежден - значит вооружен. Воспитатель ушел. Кажется, что кончилось все очень быстро? Как правило, так всегда и получается. Либо ребятня проигрывает с первой реплики, либо воспитателям лениво идти дальше второй провокации. Нет, конечно, иногда такие баталии идут минут двадцать, тридцать, больше часа не выдерживал никто, но исключения из правил всегда проявляются редко. К счастью, сегодняшние дебаты длились не более двух минут, а то бы детдомовцы заледенели в край, не двигаясь на таком морозе. Может, их просто пожалели, может, что-то еще... Впрочем, не пойман - не вор. Что сильнее этой прописной истины? - Теперь он точно скрылся, - шепнул Натан, прислушиваясь к скрежету половиц. - Можете больше не бояться. - А кто это был? - Учитель мой. Стэнли Блэк. Он классный мужик, но придирчивый до ужаса и весь из себя правильный такой, идеальный. Последнее особенно бесит. Уподобляется здешним бетам и нянькам, которым только и дай, что выставить на показ свою «невинность» и полить грязью таких, как мы. Я вообще у них ходовой предмет споров. Начинают за здравие, заканчивают за упокой, - ребята глянули на него с немым вопросом. Пришлось объяснить: - Сначала вроде как бы говорят, что я нормальный, но надо привить хотя бы основные нормы поведения, бла-бла-бла, а под конец столько о себе наслушаешься, закачаешься. То урод, то... в общем, еще что-то. Стой-ка, - парень захлопнул рот и вновь прислушался. Шаги и шарканье чего-то тяжелого по полу приближались к двери. Ну наконец-то! Берт и компания с печным отоплением. Натан тут же наклонился под кровать, длинными руками проникая под матрац, чтобы достать топливо. Туда он засунул разорванные газеты и журналы, порванные старые книги для детей, его книженции, где омега оставил сушеные листья клена, дуба и липы, а также парочку цветов цикория, которые он сам когда-то решил сохранить. Нет, расставаться было не жалко. Конечно, просто выбросить бы он не смог, но ради благого дела стоит пожертвовать такой мелочью. Человеческая жизнь важнее и дороже всего на белом свете. Он верил в это. Старая дверь отворилась, впуская «старожил» во всей красе: в зимних пальто, шапках, шарфах чуть ли не на глазах и тонких пледах, под которыми приходилось спать. Алек закрыл за ними дверь, пока печь протаскивали внутрь. Наш омега не счел нужным говорить об утреннем визите Блэка. Разве сейчас мало проблем? И как они будут с утра волочить чугунку назад, если к рассвету в этом доме все до смерти чутко спят? Правильно, никак. А скажи им, начнут заморачиваться, трепать себе нервы, в итоге так ничего и не решив. В общем, нет никакого смысла. А так Натаниэль возьмет вину на себя. Карие глаза почти спокойно переносят боль. - Итак, - заговорил Рик, взяв в охапку бумагу, - начинаем жечь! Все, чего было горючего, закинули в топку. Натан полоснул с