кто-то еще, кроме знакомых «старожил», им несдобровать. Давно наступил комендантский час, поэтому их тут же разгонят по кроватям и заставят раздеться до нижнего белья, а это верный путь к смерти. Возможно, они так сильно шумели, что теперь какой-то учитель или кто еще решил разобраться? Если это действительно так, то пусть спать и гонят! Заслужили, смерть быть с ней, пытку. А если нет... то пусть взрослые горят в аду! Ребята после смерти лично приготовят им ковши с кипящим маслом. Этот кто-то на секунду остановился. Похрустел суставами и затих, будто прислушиваясь. За окном гаркнула ворона, торопливо хлопая крыльями. Загудела луна, смешиваясь с редким дыханием сирот. Тикали ходики. Мебель кряхтела от мороза. Никакого скрипа, сопения и гула. Только снаружи веселился ветер, туда-сюда гоняя снежную пыль. Могло показаться, что воспитательный дом заснул. Но проведешь ли такой тишиной наученного горьким опытом воспитателя? Ага, как же. У них имелись свои методы воздействия. Впрочем, не поддашься, не обнаружишь себя хоть звуком - выиграл, делай, что хочешь. И приютские собирались победить в этой битве. Вызов принят, игра началась! - Спите? - Никто и бровью не повел. Как можно так неумело вести эту игру в кошки-мышки? Или... О, если это новенький, то ребяткам нехило повезло! Значит, он прямо сейчас и уйдет, не услышав ни звука. Просто прекрасно! До такого прекрасно, что хотелось выдохнуть полной грудью и опять зашептаться, не обращая внимания на присутствие постороннего. Ник уже порывался, но... резкая рука Натана закрыла рот, отрезав всяческие попытки сказать что-либо. До омеги быстро дошло, что это не более чем уловка. - Не повелись? - Ответом снова была тишина. - А я так надеялся! Совершенно сказать нечего... Ну уж ладно, я так устал, поэтому творите, что хотите. Но завтра с утра я буду осматривать комнату. Можете подготовиться, если хочется. Предупрежден - значит вооружен. Воспитатель ушел. Кажется, что кончилось все очень быстро? Как правило, так всегда и получается. Либо ребятня проигрывает с первой реплики, либо воспитателям лениво идти дальше второй провокации. Нет, конечно, иногда такие баталии идут минут двадцать, тридцать, больше часа не выдерживал никто, но исключения из правил всегда проявляются редко. К счастью, сегодняшние дебаты длились не более двух минут, а то бы детдомовцы заледенели в край, не двигаясь на таком морозе. Может, их просто пожалели, может, что-то еще... Впрочем, не пойман - не вор. Что сильнее этой прописной истины? - Теперь он точно скрылся, - шепнул Натан, прислушиваясь к скрежету половиц. - Можете больше не бояться. - А кто это был? - Учитель мой. Стэнли Блэк. Он классный мужик, но придирчивый до ужаса и весь из себя правильный такой, идеальный. Последнее особенно бесит. Уподобляется здешним бетам и нянькам, которым только и дай, что выставить на показ свою «невинность» и полить грязью таких, как мы. Я вообще у них ходовой предмет споров. Начинают за здравие, заканчивают за упокой, - ребята глянули на него с немым вопросом. Пришлось объяснить: - Сначала вроде как бы говорят, что я нормальный, но надо привить хотя бы основные нормы поведения, бла-бла-бла, а под конец столько о себе наслушаешься, закачаешься. То урод, то... в общем, еще что-то. Стой-ка, - парень захлопнул рот и вновь прислушался. Шаги и шарканье чего-то тяжелого по полу приближались к двери. Ну наконец-то! Берт и компания с печным отоплением. Натан тут же наклонился под кровать, длинными руками проникая под матрац, чтобы достать топливо. Туда он засунул разорванные газеты и журналы, порванные старые книги для детей, его книженции, где омега оставил сушеные листья клена, дуба и липы, а также парочку цветов цикория, которые он сам когда-то решил сохранить. Нет, расставаться было не жалко. Конечно, просто выбросить бы он не смог, но ради благого дела стоит пожертвовать такой мелочью. Человеческая жизнь важнее и дороже всего на белом свете. Он верил в это. Старая дверь отворилась, впуская «старожил» во всей красе: в зимних пальто, шапках, шарфах чуть ли не на глазах и тонких пледах, под которыми приходилось спать. Алек закрыл за ними дверь, пока печь протаскивали внутрь. Наш омега не счел нужным говорить об утреннем визите Блэка. Разве сейчас мало проблем? И как они будут с утра волочить чугунку назад, если к рассвету в этом доме все до смерти чутко спят? Правильно, никак. А скажи им, начнут заморачиваться, трепать себе нервы, в итоге так ничего и не решив. В общем, нет никакого смысла. А так Натаниэль возьмет вину на себя. Карие глаза почти спокойно переносят боль. - Итак, - заговорил Рик, взяв в охапку бумагу, - начинаем жечь! Все, чего было горючего, закинули в топку. Натан полоснул спичкой по наждаку, и крохотный рыжий огонек озарил комнату, затмив своим светом даже лунный, что лился из правого окна. Секунду он еще догорал на воздухе, а потом затопил свечением печь. Из небольшой трубы повалил серый дым. К счастью, стены здесь были тонкие, поэтому крепким кулаком альфы продырявить одну из них не стоило ничего. В соседней комнате никого не было, так как все жители третьего этажа находились здесь, окно открыто - что может быть лучше? Достаточно приставить трубу к дыре - проблема с дымом будет решена. Осталось только решить кое-что. - Берт, сколько еще осталось детей? - Нисколько. Двое померли в койке, остальные и так в тепле. Мы к ним заходили, когда искали. Так что сиди и грейся. Не стоит пока думать о грустном, - и, будто специально, альфа ухватил Натана за плечи и придвинул поближе к себе и печи. Здесь о смерти говорили просто, без лишних эмоций и слез. Разве можно в прошлом что-то изменить?.. Омеге было радостно смотреть на огонь, на его редкие, но врезающие в память всполохи, на его тонкий усыпляющий свет и чувствовать, как по телу медленно разливались нега и дремота. Натан беззастенчиво положил светловолосую голову на ближайшее сильное плечо и заснул, не боясь завтрашнего неизбежного наказания. Да и какая разница? Главное, что сейчас хорошо, а что завтра, то действительно завтра. *** Буря свистела на улице. Комья снега взлетали и кружились, подгоняемые могучим беспокойным ветром. Перед глазами встала белесая пелена. Голые деревья косились под напором метели, от многих отлетали сучья, если не куски самих стволов. Мелкие и слабые деревца вылетали с корнем, поднимая за своим падением столб снежной пыли, еще больше закрывающей обзор. Вдалеке виднелся трясущийся фаэтон. Никакому врагу не пожелаешь оказаться в такую бурю на улице. Лютый мороз больно обжигает кожу, снег сквозь неплотное окно летит прямо в пассажира, заползает за спину, в нос, рот, под рукава. А извозчик и вовсе сидит на козлах, с ног до головы облепленный белыми перьями. Оставалось только молиться богам, чтобы они быстрее добрались до дома или поместья. Фаэтон скрылся за цепочкой морозных узоров на стекле. Какие-то петли, цветы, завихрения и витиеватые снежные линии обрамляли огромное окно в его спальне. За ним трепыхались вишневые шторы, больше получаса ожидающие возвращения молодого господина в кровать. Ему же совершено не хотелось спать. Метель будила в душе смутные отголоски звериного начала, которому молодой Альберт был бы не прочь поддаться. Весь этот огонь внутри, бесконечная сжигающая страсть, рык освободившегося сознания - все, может, слегка романтические представления о звере будоражили воображение молодого альфы, привлекали неординарностью и за милю ощущаемым запахом свободы. А кому не захочется отпуститься, порвать ржавые оковы и прутья давно выставленной клетки? Альберт прислушался к мерному тиканью часов. Вздохнув и потерев усталые глаза, молодой господин покинул территорию окна. Вишневые шторы ликовали, шурша. Он еще раз глянул на небольшие ходики и чуть слышно охнул: пять часов утра, а на улице светло будто днем! Это истинно поражало. Но больше, что хоть глаза болели и щипали, мозг был взбудоражен предстоящим днем и совершенно не представлял, как бы заснуть снова. Что ж, значит, надо чем-нибудь заняться. Улыбка тронула уголки тонких и розоватых губ. Альберт потянулся, сцепив пальцы замком и вывернув руки вверх. Приятная боль охватила славно поработавшие мышцы. Спустя двадцать секунд, может, больше, он опустил руки и, шумно вдохнув носом, отправился к лакированному и низенькому шкафу из красного дерева. Когда молодой альфа потянул за позолоченную ручку, дверка не без скрипа отворилась. Достав первый попавшийся под руку костюм, Альберт так же тихо закрыл шкафчик, чтобы не наводить шума. Во дворце все, кроме прислуги, еще спят. Поэтому зачем привлекать к себе лишнее внимание, когда его и так хоть отбавляй? Всем бы подлизаться, услужить, польстить, как будто придворные неспособны на нормальное общение. Почему они не видят в нем простого собеседника? Ну да, конечно, он же принц. Зачем к нему относиться, как к обычному человеку? А ведь этого он желал больше всего, потому что он сам никогда не судил о людях по положению или кошельку. Хоть со слугами удавалось выстроить неплохие отношения, завязанные на чем-то большем мнения света. - Звенит январская вьюга... - пропел он, снова оглядываясь в окно. Через кусок, неприкрытый шторами, виднелось, как буря все поднималась и поднималась, не оставляя ни шанса бедным путникам. Или беднякам. Им, верно, худо совсем: неплотное окна, тонкие стены и отсутствие отопления. Конечно, в императорском дворце тоже не