Тем временем зал затих. А затем, тут же музыка началась, альфа повел Натана вперед почти бегом. И... все. Ноги и руки двигались вопреки его желанию, он был не в состоянии управиться с собственным телом, так как только одно занимало разум - наимилейшее перед ним существо. Он смотрел на него, Натан - обратно, и все в глаза, прямо, точно, как будто играли в гляделки. Ладонь легко скользила по чужой руке, задерживалась на запястье и, чуть-чуть его сжав, отпускала, перемещалась на локоть. Затем перехватывала его с другой стороны. Действо сопровождалось поворотами, как одного партнера, так и обоих. С особенным в глазах жаром они брали друг друга сначала за руку, потом отпускали, крепко подбрасывая в воздух, затем хватались за другую и вновь разъединяли. С нежностью и одновременным остервенением Альберт кружил Натана над землей; второй максимально сильно сжимал ладонями чужие плечи, чтобы, не дай боги, не упасть. И снова бег, особый, танцевальный. Чеканя о пол каблуками, они двигались по кругу. Омега бежал спереди, альфа - сзади, сжимая рукой в белой перчатке чужую талию. Резко шумный стук умолкал: кавалеры встали на колено и протянули вверх руку. пару кругов вокруг и опять бежать. Бежать, на секунду останавливаясь ради одного движения на каблуках - развести носки и соединить обратно. Затем шаг становился медленее, а руки поднимались к груди. Одно предплечье легло на другое, и танец продолжился. В такой позе обходили друг друга не раз и не два, а после снова вставали вместе, чтобы побежать. Весело и очень энергозатратно. Но не столько важен сам танец, сколько содержащийся в движениях подтекст, сколько чувства и блеск в глазах. Сколько то, что говорило у каждого внутри.
А что говорило... Танцы, несмотря на их кажущуюся приземленность, будят самые возвышенные и правдивые мысли. Вот и сейчас каждый думал о чем-то очень честно, что потом мог и забыть. И о чем? Конечно же, о любви. Любовь - это вещь странная. То призрак, то проступает явственнее любого ощущаемого предмета. То переходит в ненависть, то разгорается сильнее прежнего. И не поймешь - а есть ли она на самом деле внутри? Может, скользит прозрачной вуалью, но все-таки где-то существует. Наверное, их случай был таким же. Чувства неявные, размытые, но все же где-то там сидят и ждут своего заветного часа.
«Мазурка - особенный танец. Он заставляет по-другому смотреть на мир».
***
Впервые утро для Натана наступило днем. В те часы, когда он должен бы вставать, спал без задних ног, так, что картечью не добудишься. Небо давно расцвело новыми легкими красками, солнце встало над горизонтом, но даже его ярчайший белый свет не слепил закрытые сном глаза. Видение не желало его отпускать ни с рассветом, ни со звеневшими каждый час ходиками. Вот прошел седьмой, вот восьмой, девятый... А что во сне? Он просто шел на восток, к только-только восходящему солнцу. Босой, в одной лишь рваной рубахе. По середине бедра вился неровный, чем-то изрезанный край. Болтались оторванные рукава. Грубая льняная ткань вымокла в крови. Ноги пошатывались. В волосах гулял ветер. Отросшие за месяц пряди падали на лоб и лезли в рот. Однако вместо того, чтобы остановиться, омега шел и шел, шел даже тогда, когда, казалось, кончились силы. Открывалось второе дыхание, потом - третье, четвертое... Как в жизни. То нам кажется, что все пропало, а силы на исходе, то мы берем себя в руки и повторяем про себя: «Прорвемся!» За упадком всегда следует прорыв. Недостаток сил порождает новые, усталость превращается в стойкость. Как из угля при жесточайших температурах появляется алмаз, так и у людей в черную жизненную полосу открывается второе дыхание. Откуда оно вообще появляется? Как из ничего что-то может получиться? Откуда для всего этого взялась энергия? Изнутри не взять, из окружающего - тоже. Значит ли это, что человек, как система, своим существованием противоречит закону сохранения энергии? Он - вечный двигатель, ничем не подпитываемый снаружи. Конечно, это не относится к телу, только к человеческой душе.