И только на краю сознания замелькали эти «неизвестные» портреты. Слишком реалистичные, чтобы быть ложью. И кто же они тогда?
Земля подо мной провалилась. Я в трясущемся онтроне сидел на чужих коленях. В груди какие-то невыносимые пустота и боль, застилавшие туманом глаза. Чужие руки легко сомкнулись на моем животе, почти невесомо, но казалось и так, что вот-вот его разорвут. Ком в горле, руки сжаты в кулаки, еле заметные бусинки слез на ресницах и полные ими глаза. «Я не должен плакать, не должен плакать, не должен...» - повторял я как священную мантру. Мужчина, на чьих коленях я сидел, так мне и говорил: «Не плачь, солнышко, будь сильным». Значит, надо быть сильным? Если бы это удавалось так легко!.. Слезы и крик вот-вот были готовы вырваться, и только твердым усилием воли я сдерживался. В отместку тело била холодная дрожь, как от ледяных капель дождя. Но я был рад, что держался и не расстраивал никого собой. Возможно, папа бы даже... гордился мной. Нет-нет, только бы не заплакать. Папа бы не хотел, чтобы я был слабым и раздражал других. Теперь понимал, что должен вести себя как паинька хотя бы сейчас, когда папа смотрит на меня с небес. Чтобы он улыбнулся, а облачка озарились вслед за ним.
Впереди мелькнул старый дом. Обшарпанный камень стен, витиеватая лепнина и куча ярких цветов в городском садике. Только его край бросился в глаза, как я уже не выдержал - выскочил из чужих рук и набросился на хрупкое стекло экипажа. С криками и слезами и тянул руки к милому старому-престарому дому, ударял кулаками по стеклу, чтобы выпорхнуть из душного онтрона и побежать туда, к камню под старину и огромному дубу с дуплом. Сзади кричали что-то вроде: «Езжайте быстрее! Хватайте его, хватайте, закройте ему глаза!» Я не слушал. Дом, милый дом, с которым я больше никогда не увижусь... Какая разница, что я теперь плачу? Никогда не отличался примерностью. И пусть кричат, что угодно, пусть закрывают рот, выворачивают руки, я все равно буду делать то, что хочу. И сейчас, когда меня скрутили по рукам и ногам, я плакал, провожая взглядом дом. «Никогда... Никогда его не увижу», - шептал я себе под нос чуть позже, когда окончательно успокоился. Я хотел свою старую жизнь назад.
Почему? Почему мне так плохо?..
Натан резко распахнул глаза и сел на кровати, отчего во мгновение закружилась голова. Воспоминания о кошмарах все еще пробирали до дрожи, сердце, бешеное, колотилось так быстро, что бой отдавался в висках. Ноги не слушались, горло рефлекторно сжималось, отказываясь дышать. Очевидно, вверх по пищеводу шел его вчерашний ужин. Кое-как сглотнув его остатки и смешанную с безвкусной жижей желчь, Нат наконец спокойно выдохнул и шепнул, запуская во вспотевшие волосы пальцы:
- Давно же... мне не снились кошмары. Приближающаяся течка ох как любит их нагонять.
О нет, приближающаяся течка способна на много больше, чем просто творить невесть что со снами! Именно она заставила его подняться с кровати, схватить рукописи, а затем прикажет идти под вымышленным предлогом к «Истинному». И пока сознание тщетно пыталось усмерить тело, инстинкт работал на полную мощность. Даже не чувствуя запахов, но являясь вполне половозрелым омегой, можно желать, чтобы тебя поскорее трахнули. А что делать с тем, когда Истинный крутится под носом? Только совершать безрассудные поступки, а как же иначе! Через час, может, чуть больше, порыв сойдет на нет, и Натан быстренько смоется, а пока... Оставалось только идти и молиться всем богам, чтобы чужие не услышали приближение его течки.
Где-то на краю сознания еще блестел сон, как будто о прошлом. Странный, похожий на правду, но явно вымышленный. Старый и красивый дом - его? Быть не может. Да и с теми богатенькими детьми он всегда играл более чем охотно. Или нет?.. Опять роем в голове заиграли воспоминания. Подробности всплывали и ускользали, находились и, точно туманом, исчезали.
- Что со мной произошло? - спросил себя Натан, расхаживая в нижней рубашке по комнате и судорожно собирая листы рукописей. Босые пятки скользили по колючему теплому ковру, а взгляд то и дело натыкался на окно. Красивое было утро: лиловые от солнца тучи угрожающе нависли над землей, красный полукруг звезды, кое-как видневшийся из-за них, мигал, посылая свои лучи то в одну, то другую сторону. Он трепыхался внутри тяжелых облаков, как пламя свечи под легким дуновением ветра. Небесный фонарь медленно, но верно скрывался за чернотой. Грозил дождь. А Натан наблюдать за ливнями всегда любил. Как ветер нагибает стволы деревьев, как вырывает некоторые с корнем, как гром заставляет землю сотрясаться, а молния - гореть даже воду. Как черное небо вспыхивает белой змеей и тут же тухнет, как множество капель барабанит по крыше, по земле, заборам и цилиндрам, отбивая иной, только небу известный ритм. Как дождь танцует на лужах, как его пресная вода растворяется в море, шипит, а соль изрыгает пену. Красивое зрелище. Самое прекрасное, какое он когда-либо видел в своей жизни. Это вам не жаркий день под ярко-голубым, почти синим небом и высоким солнцем, не ночь, усыпанная звездами, не снежная метель - что-то другое, особенное и волнующее душу, возвышенное, играющее на всех струнах души.