Натан чувствовал на душе такой же дождь, льющий белесой стеной на окном.
- Не могу понять, - опять начал говорить омега сам с собой, - почему чувствовал к ним такое презрение, почему ненавидел и не мог терпеть. Но тогда мне казалось, что это все богатство могло быть и у меня, если бы что-то не случилось. Совсем не могу вспомнить, что именно. Да и происходило это что-то когда-нибудь? Я ведь понимаю, что у меня никогда не могло быть хорошего положения. Моя семья сгнивала в канаве. Мы еле сводили концы с концами. Я боялся, как бы надо мной не проломился потолок. Мои братья померли еще во младенчестве. Родители скончались после очередной пьянки. О каком таком богатстве я мог думать? Даже вспоминал что-то свое, а сейчас... не могу. - За окном раздался первый раскат грома.
Что самое странное, после этого сна буквально на секунду он увидел кровать в желто-зеленых пятнах. И как ее озаряла фиолетовая молния. Этот момент ему врезался в память сильнее других. Резные ножки и изголовье, четыре или пять подушек, взбитое одеяло, на котором за пятнами виднелся цветочный узор - он помнил все, до незначительных мелочей. Что же такого может быть важного в какой-то кровати? Кровати, которой омега никогда не видел.
Однако вскоре мутные воспоминания и тревоги исчезли под влиянием инстинкта. Да, течка такая - кого угодно превратит в животное. И это еще тогда, когда она не началась. А что же будет потом?..
***
Три дня спустя
На улице отчаянно светило солнце. Натан встал сегодня позднее обычного, причем на несколько часов. Голова, тем не менее, раскалывалась как от недосыпа, под глазами залегли тени. Да лег вчера не то что бы в ночь: чувствовал себя плоховато, засыпал еще с закатом. Поясницу ломило, отчаянно ныло внизу живота, озноб бил - ну точно все признаки болезни! Комната перед глазами кружилась, казалось, от нее же. Впрочем, Натан все же поднялся на ноги: надо бы хоть обмыться. И чего Деяти не разбудил? Пришел, посмотрел на заспанное личико и решил: «Ну, лежит пусть»? Ха, не могло этого быть! Все же занятия никто не отменял, завтрак, небось, тоже проспал. И как же было тяжело стоять на ногах! Того и гляди - подкосятся, не удержат. Однако же до ванной добрел. Наскоро расчесал светлые вихры, брызнул в лицо ледяной водой из-под холодного краника, и стало как будто легче. Ненадолго, правда, но и того хватило, чтобы вернуться, усесться и прочитать оставленную слугой записку: «Как только проснетесь, пошлите за мной». И что за халтура? Приходил, все-таки, проказник, а отчего-то так и оставил досыпать. Сам бы нашел и выбил весь дух. Останавливали болезненная слабость и скрутивший живот спазм. Делать нечего - пошел в перевалку к двери. Накинув на себя подобие плаща, открыл щелку и попросил из-за нее отыскать нерадивого камердинера. Караульный - альфа - отреагировал на него странно: глаза заблестели, ноздри расширились, руки сжал в кулаки - и только спустя полминуты пустился исполнять, потупив смущенный взгляд. Решительно никого Натан не мог понять в это утро.
До определенного момента.
Омега решил полежать. Голова кружилась, глаза закрывались, безмерно хотелось спать. Опасно было в таком состоянии стоять, не то что подниматься. Болезнь - вообще вещь несладкая. Однако Натаниэль надеялся, что одним деньком все обойдется. Может, вчера просто съел что-то не то: чуть подташнивало, совершенно не хотелось есть. Завтра как рукой снимет. А сегодня лишь бы отдохнуть. Присел на краешек постели. Простыня под ним ерзала, скользила, хотя была не шелковой. Но удивило не столько это, сколько сереющее, будто от жидкости, пятно на кровати. В голову точно стукнула мысль. Натан, отчаянно схватившись за волосы, упал на нее и мученически застонал:
- Вот собака! Течка! И как я не понял раньше?
Вот она - подлость природы во всей красе! Запахи человек начинал различать только с восемнадцати-семнадцати, а течки у омег начинались с пятнадцати! Ну, где хваленая справедливость? Только представьте - трахаться хочется до безумия, уже не думаешь, как легко забеременеть в течку, лишь бы заставить ненавистное желание уйти. Потом, как водится, беременность, тайная свадьба без церемоний и уже семейная жизнь. В пятнадцать лет! Но и этого не все. Того и гляди, проживешь со своим мужем три года, а в итоге его запах окажется настолько отвратительным, что впору вешаться. Нередкая, кстати говоря, ситуация. А еще кто-то смеет говорить про справедливость жизни и судьбы... Ох, лишь бы Альберт со своими инстинктами сюда не заявился.