- Хватит, Нат! - он яростно вскричал. И, уже тише, добавил: - Тихо, боги бы тебя побрали. Может, спеть что-нибудь, чтобы отвлечься? Нет-нет, глаза так и норовят закрыться. Лечь бы и умереть...
Воздух вокруг потихоньку разгорался и гулял теплым паром по коже. Анус пульсировал и зудел из-за обильно вытекающей смазки. И как он не заметил, когда вставал? Она же по бедрам ручьем текла, залегла под колено. Наверное, тогда ощущения перебила голова - сейчас только закрыл глаза, как боль прекратилась. Ощущения перетекли вниз. Вот сладко тянуло поясницу, вот - внизу живота. Член стоял колом и тоже изрядно испачкал ночную рубашку. В голову ударило неистовое, граничащее с безумием желание сжать в правой руке член; левой погладить нежную кожу вокруг сфинктера, погрузить в анус, хлюпающий смазкой, сначала один палец, затем протиснуть второй, третий, разводить ими, как ножницами, внутри, поглаживать простату, а привыкнув, вдалбливаться со всей возможной силой. Стонать, сжиматься, кусать и так ободранные губы и горячо выдыхать от тянущей боли внутри... Натан стиснул зубы и немедленно оторвал от себя руки. «Нет». Из головы с треском вылетели занятия, книги, учителя, улица - не до этого ему было сейчас! Извивался на кровати, пачкая простыни, кусал кулаки и с силой сжимался в матрац.
Как будто это что-то могло дать.
Усталость брала верх. Только из-за дикого желания еще не засыпалось. Не зудел бы сфинктер так, омега бы давно отключился, отказавшись ждать кого-либо. Сколько он себя помнил, почти всю течку просыпал, а никто его, к счастью, и не будил. Бодрствовал пару адовых часов в день, да и тогда погружался в сон. Эта особенность организма спасала от ужасных трехдневных ощущений, так что Натан был чуточку благодарен своей наследственности.
Скоро Деяти оказался на пороге. Он принес целебный чай, чтобы боли в животе ушли. Объявил, что Натана, как и полагалось делать со всяким течным омегом, унесли из собственной спальни в башню. Очевидно, Нат не заметил разницы из-за «прекрасного» состояния. Слуга подробно расспросил о цикле, сидя рядом на хиленьком стуле. В общем-то, ничего интересного. Натан и помнил не особо: после чая перед глазами поплыло, а он, наконец, погрузился в сон.
***
Солнышко прозорливо поднялось над землей, укутало голую землю своими теплыми лучами, затрепыхалось на небосводе, как маленькая звездочка. Ветер с моря дул свежий и до страсти холодный. Во дворец несло запах соли и йода, а со стороны города - сахарной выпечки и парфюма. С востока ветра нагонял снежную пыль и ошметки сырой земли. Западный же просто ласкал своей теплотой, любовно окутывал и целовал лицо. Здесь - во дворце - будто сходились пути ветров. Они все дули сюда, встречались только в одной единственной точке - обиталище императорской семьи. С далеких лесов принесли запах смолы и сока - природа начала медленно, но верно оживать. Пробудились от спячки звери, птицы наполнили воздух своими звонкими голосами. Плакали цикады. Люди повылазили из своих комнат, принялись за ежедневную работу, смеясь и распевая на ходу. Насвистанные мелодии, протянутые слова - все доходило в комнату через окно. Но их совсем не интересовал внешний мир.
- Я больше не могу держаться, - его голос был наполнен первобытным огнем, злобой на себя и неутомимой страстью, от которой закатывались глаза. Он думал, что услышит протесты, крики и ругательства, но в ответ получил иное, не менее горячее:
- Я тоже.
Натан встал перед ним и мгновенно заключил в крепкие, но совсем не дружеские объятия. Руки омеги сомкнулись на талии, альфа же приложил одну ладонь к чужой щеке, а другая скользила по спине, скрытой легкой тканью рубашки. Их губы сплелись в поцелуе. Смешанном, слишком горячем, по сути наигранном, неистовом. Они мяли чужие уста своими, хлюпая слюной, сплетали языки, кусали друг другу губы до крови и любовно зализывали мелкие ранки. Металлический вкус на языке только раззадоривал помутневшее сознание. Запах Натана, усилившийся с течкой, окутывал двоих, будто прятал. Из-за его прозрачной стены вырывались хриплые, рваные вздохи, короткие сдавленные стоны друг другу в губы, альфий рык. Обоняние, казалось, у омеги усилилось: он смутно ощущал запах Альберта - сочные апельсины и корица. Манило к нему чертовски, что захотелось выть! Крепкая рука сжала ягодицу, принялась с усилием мять, поглаживать и сжиматься пальцами в кожу. Звонко прозвучал первый удар, потом второй, третий. Рука с щеки скользнула на ежик светлых волос. Затем альфа разорвал поцелуй и теперь водил горячим языком по шее, вылизывал выступающие венки, легко прикусывал тонкую кожу, зубами царапал кадык. После останутся засосы. Но сейчас - неважно. Двое потонули в блаженстве и мире инстинктов. Раскалялся воздух.