Церковные мелодии и песни были по-своему красивы: чисты и воздушны - а эта, наверное, тоже, но совсем по-другому. Текст был замысловатее (по крайней мере, омега не уловил ни одного похожего словечка), а распевался он более динамично. Можно сказать, если сравнить песни с запахами, то его родные, церковные - легкий, почти неуловимый аромат жасмина, а от языческой веяло восточными специями, вроде корицы или душистого перца. А когда слушаешь, то образ первой мелодии, возникающий в голове - юный омега с нежными чертами лица и белыми кудрями, а второй - какое-то бесполое существо, разодетое в разноцветные тряпки. Разное звучание, разные куплеты и разные религии. И ведь нельзя сказать, что какие-то песни лучше, какие-то хуже. Просто они другие. Прямо как люди. Они отличаются мыслями, цветом кожи, глаз, волос, вкусами и воображением - да много, знаете ли, чем!
Сзади отчетливо застучали офицерские каблуки. Пора бежать. И Люк бросился наутек, стараясь двигаться как можно больше тише. Бывшие мысли с ветром в волосах улетучились сами собой. Осталась только одна: «Так все-таки, кому же он молится?»
***
Утро встретило его не слишком радушно и, кажись, позже обычного. Вон, за окном уже во всю птицы пели, большой желтый шар полностью поднялся над горизонтом. Часов восемь-девять, не иначе. А какое сегодня число?.. М-м-м, дрянная голова! Боль ударяла в виски точно острой стрелой или пулей, как будто желала его погубить. От жутких ощущений он чуть ли себя не забыл, что уж говорить про какие-то цифры. Единственное, что четко говорил мозг - день недели, а если быть точнее, воскресенье. Как хорошо, что не понедельник!.. Совершенно не хотелось никуда идти, вставать и шлепать вниз. Да и куда там! Откинул одеяло, попытался встать, как мир вокруг закружился - его, как осину, зашатало на ватных ногах. Последние тряслись и совершенно не держали, будто бы какой-то волшебник вынул из них кости. С горем пополам прошагал аж до окна и, оперевшись на подоконник, выдохнул. Кости (они все-таки остались на месте) ломило, тянуло мышцы, горели оголенные нервы. Стоило ему только припасть ладонями к стенке, как кожа тут же отзывалась мучительной болью, как будто ее изрезали ножом. И жарко так было, хотя альфа точно помнил, что открывал на ночь окно. Ну что ж, тогда самое время открыть еще одно. Откинул ставни. В лицо мгновенно ударил столб сильнейшего ветра, чуть не снесшегося с ног. Его невидимые стрелы пусть не дырявили кожу, но точно уничтожали нервы окончания. Каждое холодное касание вызывало гипертрофированную боль. А в комнате было все еще жарко. Подыхая, он шел дальше, открывал второе окно, третье и стоически выносил нападки воздуха. И отчего он чувствовал такую слабость? Ни рукой не пошевелить, ни ногой. Будто в кресле библиотечном заснул. Ан нет, не было такого вчера, раз уж проснулся у себя, в уюте и тепле. Тьфу, заболел натурально! Может, оно само отойдет...
В двери даже не стучались (а может, он не услышал), а бесцеремонно ворвались. Точнее, ворвался и тут же принялся закрывать все с таким трудом открытые окна. Само собой, Альберт, обернувшись, начал роптать. Нет, конечно, будущий супруг, все дела, зачем ему соблюдать правила приличия, но на кой он стал портить его труды? Нахлынувшее в комнату тепло невольно заставило свернуться, чтобы не тошнило. Однако жених не остановился. Не только все позакрывал, но и отвел в постель, бормоча: «Ну, бредит точно. Конечно, - дотрагиваясь губами до лба, - горячий. Не иначе как температура. И где так ухитрился?..» Ох, если бы он знал сам! На подсознательном уровне альфа понимал, что заболел, но отчего-то в реальности не хотел себе в этом признаться. Ему еще письмами заниматься, работой, отчетностью, наконец, а болезнь помешает, мягко говоря. Может, он лишь не выспался, заснул не так как-то, а оттого все и болит. Полежит чуть подольше, выпьет порошок аспирина и в строй, как новенький! Ну, он лечил болезни так. Ну, еще средствами народной медицины. Всегда помогало встать на ноги... Натан-Натан, да какое ко всем твоим богам одеяло? Кожа и так плавится от жары!
- А ну открой! Я тут с таким трудом, а ты... - он говорил с жаром, как на диспуте. Как будто от потока холодного утреннего воздуха зависела его жизнь.
- Тсс, уймись. И не смей вставать. Горишь весь... Еще заразу разносить будешь. Смотри мне, чтоб не двигался, а лучше накрылся с головой! Я пойду позову придворного врача.
- Солнышко, успокойся. Со мной все нормально...
- Да чего ты-то... Знаю, сам лечится умеешь. Потому что ты не я, к счастью. Но совершенно не хочется, чтоб ты дышал эдакой заразой на других. Будет лучше, если ты в комнате полежишь. К тому же у тебя и ноги не ходят, раз с таким трудом только окна открыл. Тут отсыпайся или нет, а лечиться надо. Вот сколько ты обычно болеешь? А теперь раздели в голове эту цифру на два. Вот столько ты проболеешь под контролем врача. Хорошего, конечно.